Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

В 1794–1799 гг. облик французской армии окончательно сложился. Социальные характеристики в основном оставались неизменными и далее, в эпоху Консульства и Империи. Среди младших офицеров в годы Первой империи около 30 % составляли выходцы из буржуазных семей; из «семей землевладельцев» – около 20 % (частью это были также выходцы из буржуазии, частью – из дворянства); из семей лиц свободных профессий – около 10–11 %; из ремесленников – около 10 %; из семей военных – около 7 %; из дворян – около 5 %; из рабочих – около 1 %. Около 80 % офицеров Империи существовали лишь на свое жалованье, которое наконец-то смогло обеспечить им достойный материальный уровень. Возраст младших офицеров колебался в основном от 20 до 40 лет, старших – от 26 до 50 лет. При этом средний возраст полковников был чаще всего от 40 до 42 лет. Так как французская армия той поры практически постоянно вела войны, любой военный, имевший 6–7 лет службы, принял участие уже в нескольких кампаниях, получив боевой опыт и закалку [603]. Известная демократизация командных кадров сочеталась с неизменностью, а позже и с заметным возрастанием роли принципа социальной иерархии, предполагавшего сохранение достаточно явных социальных перегородок. На основе известного словаря Ж. Сиса [604]и других материалов высчитано, что из 2248 революционных и наполеоновских генералов только 177 были из среды бедного крестьянства, рабочих и домашней прислуги.

Важным элементом духовной эволюции армии в период Директории было дальнейшее развитие корпоративизма, противопоставление армией себя гражданскому обществу. На фоне всеобщего эгоизма, стяжательства и забвения великих идей Просвещения и Революции армия продолжала являть собою своего рода заповедник республиканских добродетелей. Именно в армейской среде произошло своеобразное соединение идеологии мессионизма с национальным чувством. Фюре назвал эту идеологию «одновременно и буржуазной, и народной, и крестьянской, в которой военная слава старого общества перемешалась с идеями философии Просвещения, правда демократизированным и преобразованным культом нового государства и “великой нации”, наделенной отныне миссией всеобщего освобождения» [605].

Логическим завершением становления новой армии было окончательное закрепление своеобразной формы всеобщей воинской повинности – конскрипции (от лат. «conscribere milites» – воинская повинность, или франц. «inscrits ensemble» – записанные вместе). Эта система была разработана военным министром Ж.-Б. Журданом, будущим маршалом Империи, и введена «законом Журдана – Дельбреля» 5 сентября 1798 г. От всеобщей личной воинской повинности конскрипция отличалась следующим. Во-первых, от каждого департамента и коммуны определялась квота призывников, которая зависела не только от численности населения, но и от степени сопротивления населения политике конскрипции. Как правило, из тех районов, где недовольство конскрипцией проявлялось особенно энергично, брали на службу меньшее количество призывников. Это благоприятно сказывалось также и на настроениях личного состава уже во время службы в армии. Во-вторых, все граждане мужского пола в возрасте от 20 до 25 лет включительно делились на 5 возрастных классов, которые подлежали призыву в очередности (от первого «младшего» класса). В-третьих, обычно призыву подлежала только часть класса, количественно определяемая правительственными постановлениями. Кроме того, из списков исключались не прошедшие по здоровью (в том числе имевшие рост ниже 1 м 54,4 см), единственные кормильцы, государственные чиновники, священники, студенты, женатые (до 1809 г.) и т. д. С 1803 г. в мирное время действовала система «заместителей», то есть найма заместителя (его стоимость все время возрастала, дойдя в 1811 г. до 6500 франков в год). Ряд категорий (женатые мужчины с детьми, имевшие брата на службе, сыновья вдов, старшие из трех сирот, лица, имевшие отца старше 71 года) мог вместо призыва заплатить от 50 до 100 франков. Наконец, представители буржуазии нередко предпочитали заранее записываться в роты Почетной гвардии, существовавшие с 1805 г., что обеспечивало защиту от призыва в армию [606]. Несмотря на первоначально широкое сопротивление конскрипции, путем ряда мер (укрепление государственных структур, усиление жандармерии, принятие жестких мер в отношении уклоняющихся и дезертиров, закрепление за полками специальных районов для набора и т. д.) ситуацию с набором удалось стабилизировать [607]. Этому способствовало общее укрепление наполеоновского режима, его растущая поддержка среди различных классов общества, а также относительно небольшие наборы в армию в 1802–1805 гг. (по разным оценкам, от 50 до 60 тыс. в год). Помимо регулярной армии, в 1804 г. была учреждена Национальная гвардия, своего рода территориальные войска, в которых числились все подлежавшие призыву французы в возрасте от 20 до 60 лет.

С 1806 г. ситуация стала меняться. Для увеличения армии стала применяться практика призыва новобранцев будущих годов, а также тех, кто подлежал призыву ранее, но по разным причинам не был призван. Поэтому с 1807 г., когда призвали набор следующего, 1808 г., многим рекрутам оказалось по 18 лет. Падение качества рядового состава наиболее отчетливо стало проявляться с 1809 г. Армия Булони, укомплектованная во многом ветеранами (немалое число которых было профессионалами) и которая блестяще проявила себя при Аустерлице, была обескровлена в Польше, ослаблена в маршах по Европе, частью погибла при Ваграме, частью была в Испании. Власти все более пытались компенсировать потери людского состава ужесточением конскрипции. Стало все труднее уклоняться от воинской повинности: были снижены требования, касавшиеся роста, предпринимались попытки отменить освобождение от воинской повинности женатых, на семьи уклонявшихся налагались огромные денежные штрафы, специальные летучие отряды только за 1810 г. задержали до 50 тыс. дезертиров [608].

Готовясь к походу на Россию, Наполеон объявил в апреле 1811 г. о наборе призывников 1811 г. Было собрано 120 тыс. В декабре 1811 г. было объявлено о призыве контингента 1812 г. 13 марта 1812 г. последовал сенатский указ о созыве Национальной гвардии поочередно трех призывов (банов). Несмотря на значительное число добровольцев из-за голода, начавшегося в конце 1811 г., призыв вызвал большие трудности. Наблюдались попытки массового уклонения от службы. Были даже случаи, когда 18-летние юноши женились на 99-летних женщинах. За 1811 и 1812 гг. летучие отряды задержали до 60 тыс. беглых рекрутов. Причем почти все они были вновь включены в армейские части [609].

Более того, говоря о конскриптах, особенно 1811 и 1812 гг., следует помнить об особенностях общей социальной ситуации во Франции того времени. С конца 1811 г. во многих департаментах, особенно на севере, северо-востоке и северо-западе, начался голод. В Париже обнаружилась сильная нехватка хлеба, и он резко вздорожал. Правительство, располагая незначительными запасами ржи и муки, проявило беспомощность. Единственные реальные действия свелись к закрытию застав вокруг Парижа для предотвращения вывоза муки и хлеба, а окрестным жителям было выделено небольшое количество муки. Британский исследователь Р. Кобб, специально обратившийся к положению «простых французов» конца XVIII – начала XIX в., пришел к обоснованному выводу о том, что периодические неурожаи и голод к 1812 г. все еще составляли обычное явление и оставляли массы населения в прежней, традиционной системе социальных и ментальных ориентиров. Как было и ранее, уже первые признаки голода в конце 1811 г. не могли не вызвать панику и автоматически привели к организации банд и началу грабежей (типичными лозунгами восставших были: «Хлеба и работы!» и «Хлеба и пресечь махинации!»). Эта ситуация сохранялась до апреля 1812 г. и окончательно была переломлена только в мае. Декретами 4 и 8 мая 1812 г. наполеоновский режим установил нечто похожее на максимум времен якобинской диктатуры и системы реквизиций [610]. В этих условиях армия, принимая в свои ряды новое пополнение, в значительной степени поглощала реальных или потенциальных бунтовщиков. В 1812 г. организм Великой армии как никогда сыграл роль амортизатора социальных катаклизмов, роль своеобразного «поглотителя» опасного человеческого материала, который удалялся из Франции и находил себе применение, а порой и смерть в далекой России.