Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Некоторые биографы, не стесняющие себя требованиями строгой достоверности, утверждают, что он даже якобы получил сан иподиакона.

Было ли у него призвание к церковной службе? Трудно вообразить его во власти мистических откровений или погруженным в благочестивые размышления. Выбирая меж «красным и черным», военным мундиром и сутаной, он склоняется к красному. Но при каких условиях он сделал подобный выбор, нам не известно. Ничто не давало права Ж. Люка-Дюбретону заявить: «Одним февральским утром 1788 года по улицам Тулузы прогарцевал отряд конных егерей, отправлявшихся из Арденн, чтобы нести гарнизонную службу в Каркассоне. Из окна своей семинарии Иоахим увидел этих бравых красавцев. Искушение было слишком велико: зеленые мундиры с белыми отворотами на фалдах, лошади, шум, ржание, воинственный вид, ореол былых побед... Он не смог противиться искушению и в тот же день предстал перед вербовщиком, который не заставил его долго томиться: сделать кюре из этого крепкого парня, длинноногого, с мускулистыми руками, с гордо поставленной головой и к тому же под 1 м 80-см росту — прирожденного кавалериста — значило оказать ему очень дурную услугу!» [9] J. Lucas-Dubreton, Murat , p. 10. Не большее доверие вызывает и пассаж Жюля Берто: «По завершении учебного года надобно было отправляться на каникулы в Ла Бастид. Но на какие деньги? То, что родители послали ему на карманные расходы, он проиграл в кости. С жалким видом слоняется он по улочкам Тулузы в поисках того, кто одолжил бы ему нужную сумму, и вдруг, вынырнув на городскую площадь, он слышит звук трубы. Перед ним торжественным маршем проходит отряд конных егерей, направляющихся из Арденн в Каркассон, чтобы встать там гарнизоном. Какое блестящее воинство! Зеленые мундиры с белыми отворотами, штаны-венгерки, гусарские сапоги! Все столпились у окон, чтобы поглазеть на пригожих и бравых молодцов. Сердце Иоахима забилось так, что чуть не выпрыгнуло из груди: блестящие мундиры, топот и ржание, пение труб, как будто бы он услышал зов свыше: он станет солдатом! Решено! Он тотчас решил завербоваться. В тот же вечер он распростился с жалким воротничком семинариста и, подписав договор о вербовке, превратился в самого ретивого и ладного конного егеря» [10] J. Bertaut, Le Ménage Murat , p. 8. .

Что же все-таки произошло? Г-н Клавель обнаружил в архивах семейств Ариспюр и Траверсье, уроженцев Раба-ле-Труа-Шато, рукопись, содержащую рассказ о жизни Жана Ариспюра, родившегося в 1765 году. Там среди прочего сказано: «Блистательно закончив курс в коллеже Памье, Жан-Матьё Ариспюр три года подряд посещал Тулузский университет. Он достиг там заметных отличий. 8 марта 1787 года перед преподавателями факультета изящных искусств он блестяще защитил весьма незаурядную диссертацию и получил звание лиценциата искусств и право преподавать философию. Однако за несколько дней до этого торжественного события он поспорил с одним из соучеников, как и он, готовящихся принять священнический сан, их спор и ссора вылились в кулачную потасовку прямо в стенах факультета. Скандал был таков, что одному из виновных пришлось покинуть университет. Ариспюр, вероятно, потому, что на нем лежала меньшая вина, остался. Тот, второй, вскоре поступил на военную службу. Затем его ожидала блестящая карьера. Он умер монархом. Это был Мюрат» [11] См .: Cavalier et roi , 1981, p. 73. .

На военную службу Мюрат поступил 23 февраля 1787 года (а не 1788, как пишет Ж. Люка-Дюбретон), то есть за две недели до того, как Жан Ариспюр защитил диссертацию. А значит, это повествование заслуживает внимания.

Другая версия, не менее правдоподобная, изложена в публикации, появившейся в Брюсселе в 1821 году и помеченной инициалами В. С. де Б. Там сказано, что Мюрат, истративший больше отпущенного ему, «разыскал квартирмейстера отряда, расквартированного в Арденнах, некоего Ларошблена, занимавшегося вербовкой, и получил у него сумму, положенную рекруту». В полку, который направился из Оша в Каркассон и сделал остановку в Тулузе, находился г-н де ла Рок, уроженец Каора; он отнесся к новобранцу с живейшей симпатией.

Не подлежит сомнению, по крайней мере, то, что Иоахим Мюрат был прикомандирован к роте Каррьера (а не Ниеля, как обычно указывают). Там он служил конным егерем, как это подтверждает его послужной список 1789 года, хранящийся ныне в музее Мюрата.

Однако семейство будущего маршала, как видно, отнюдь не с восторгом восприняло такой оборот дел, грозивший отвлечь юного Иоахим а от предназначенной ему карьеры. Пьер Мюра пустил в ход свои связи, чтобы добиться отставки сына, — обстоятельство, лишний раз доказывающее, что он отнюдь не принадлежал к низам общества. Интендант Лангедока самолично написал военному министру маршалу Сегюру, тот отослал просителей к командиру полка, но дальнейших последствий ходатайство не имело. С таким рекрутом вряд ли кто согласился бы расстаться по доброй воле.

Полк, в котором находился Мюрат, отбыл из Тулузы в Каркассон, где простоял гарнизоном до 15 марта 1788 года. Затем он отправился в Селеста и там получил имя 12-го егерского Шампанского полка; его командир, полковник ЛезэМарнезиа, получивший чин генерал-майора, был заменен Ломени де Бриенном. По сему случаю у Мюрата появился новый командир роты: Доминик-Андре Ниель.

Несмотря на то что Мюрат пробыл два месяца на госпитальной койке, он неплохо зарекомендовал себя в полку: полученное образование ставило его выше других рекрутов, а его умение управляться с лошадьми пришлось как нельзя кстати. Очень быстро его сделали квартирмейстером. Но в тот предреволюционный год в армии ощущались противоречивые умонастроения. В Селеста вспыхнул бунт: Мюрат оказался в нем замешан, хотя обстоятельства этого дела не вполне ясны (например, не был ли он одним из зачинщиков)... Что бы там ни было, но его уволили из армии [12] Этим же проблемам посвящена работа : J. Léonard, l'Armée et ses problèmes au XVII e siècle , 1958. .

Нет сомнений, что в Ла Бастид его ожидал весьма прохладный прием. Пьер Мюра не смирился с новой оплошностью сына. Он перестал давать ему деньги. Чтобы заработать на жизнь, Иоахим был вынужден поступить в «бакалейное заведение» в Сен-Сере. Этот эпизод мог бы показаться самым бесславным в его жизни, однако Мюрат воспользовался новой службой, чтобы завязать знакомства среди клиентов и посещать тамошние клубы. Вскоре он становится весьма известным лицом в Сен-Сере, а также в Каоре и в наиболее значительных городках и поселениях Ло. Он образован, любезен в обращении и обладает недюжинным обаянием. Кантон Монфокон, к которому относится Ла Бастид, избирает его своим представителем на празднестве Федерации 14 июля 1790 года. Федераты, прибывшие из всех уголков Франции, должны были продемонстрировать единство нации. Это знаменательный исторический момент: королевство, которое на протяжении предшествующих времен слагалось благодаря монархическим бракам, наследованию или военным победам и не имело иных скреп, превратилось в нацию по собственному волеизъявлению своих граждан, почувствовавших и объявивших себя не подданными французского короля, а французами [13] Читателю уместно обратить внимание, что понятие « nation » в отличие от русского «нация» обозначает прежде всего «совокупность людей, обычно достаточно широкую, характеризующуюся сознанием своей общности и волей к совместному проживанию», и его синонимом является «народ», или же: «совокупность людей, представляющую собой некую политическую общность, проживающую на определенной территории или ряде территорий под единым суверенным правлением», т. е. как синоним понятий «государство», «страна», «держава». Значение же «совокупности людей, в отношении которых предполагается общность происхождения» дается в словарях с пометой «устаревшее». См ., напр .: Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue française, par Paul Robert . Р., 1973. Р. 1138. Таким образом, здесь и далее речь идет о становлении гражданского, а не этнополитического самосознания французов. ( Примеч. пер .) . Что чувствовал Мюрат во время этой величественной церемонии, собравшей на Марсовом поле, превращенном в огромный амфитеатр, 14 000 делегатов от национальной гвардии? Мог ли он предположить, слушая мессу, которую служил Талейран, что в 1808 году станет сообщником этого епископа-расстриги, а затем тот потребует его низложения с неаполитанского престола? Пока что ревностный патриот, он, вероятно, со всем жаром вторил клятве, принесенной Лафайетом от имени национальных гвардейцев, присягавших на верность Нации, Закону и Королю. Его энтузиазм кажется неподдельным. Движимый им, Мюрат сопровождает знамя Ло, дар парижского муниципалитета, на всем пути до торжественного вступления депутации в Каор. Впервые он сам испытывает силу национального чувства. И это отнюдь не напускное волнение, ибо молодой человек отдает себе отчет в тех изменениях, что происходят во Франции.