Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

К несчастью, патриотический пыл не способен поправить пошатнувшиеся дела, а торговля в Сен-Сере начинает хиреть.

В январе 1791 года Мюрат, если верить его письму, направленному в магистрат Ло, добивается своего возвращения в расквартированный в Селеста полк, куда его берут простым солдатом. 5 июля он шлет своему брату Пьеру письмо из Туля, сообщая о возвращении из Мон-Миди, что в трех часах езды от Варенна, местечка, где арестовали короля. Его послали в составе небольшой депутации сослуживцы, и в муниципалитете Туля он произнес жаркую речь, где патриотически заверял, что его полк не имеет никакого касательства к бегству Людовика XVI [14] Prince Murat et P. Le Brethon, Lettres et documents pour servir à l' histoire de Joachim Murat , t. I, p. 4. . Постепенно его влияние в полку растет, вместе с тем разгорается и его честолюбие. Узнав, что Законодательное собрание постановило вверить охрану короля конституционной гвардии, Мюрат предлагает себя в качестве одного из трех гвардейцев, коих должен послать в столицу департамент Ло. Возможно, он обратился за поддержкой к депутату Кавеньяку. Как бы то ни было, 8 февраля 1792 года он получает это назначение вместе с Бессьером, будущим маршалом и герцогом Истрийским. Как пишет Жан Ванель, «для арденнского егеря это было невиданным повышением. Молодой человек оказался в элитарном соединении, которое должно было заменить былых мушкетеров, королевскую стражу и французских гвардейцев. Это назначение ставило его в очень выгодное положение, позволяя следить за всеми событиями столичной жизни» [15] J. Vanel, «Les Débuts de Joachim Murat dans la carrière militaire» , — Cavaier et roi , 1978, р . 26. .

Но вскоре Мюрат обнаружил, что новая гвардия в основном состоит из молодых роялистов, взамен эмиграции избравших себе место в королевской охране. Исполненный негодования, он 4 марта выходит из рядов конституционной гвардии и, дабы придать своему жесту достойную политическую огласку, 6 марта посылает пространное письмо в Директорию департамента Ло, где, в частности, заявляет: «Когда, явив ко мне безусловную снисходительность, вы назначили меня в королевскую охрану, я не ожидал, что новое назначение должно наложить печать на всякое проявление патриотических чувств. Я не думал, что титул гвардейца Его Величества обяжет меня обуздывать собственный образ мысли и заставит выражаться не на том языке, какой свойствен истинному французу, готовому без страха и упрека пролить всю свою кровь за спасение и защиту отечества. Мне попытались навязать, но тщетно, несносное для меня поведение. Вынужденный несколько дней притворяться, я счел, что как законопослушный патриот и один из ваших сограждан, я обязан оповестить о своей отставке, надеясь, что тем самым оправдаю ваш выбор и подтвержу известную вам незапятнанность собственных намерений. Я убежден, что для меня постыдно оставаться среди юнцов, в большинстве своем продавшихся аристократии, считающих своим долгом и даже доблестью щеголять антипатриотическими чувствами, превративших школу воинской науки в кузню, где ловкие подмастерья готовят по своей прихоти оружие, годное для их целей» [16] Ibid ., p. 35. .

Как и ожидалось, магистраты Ло переслали письмо в Законодательное собрание. Это было недвусмысленным обвинением, выдвинутым против конституционной гвардии: его тон — тон истинного патриота, обнаружившего бандитское гнездо контрреволюционеров и разоблачившего их. Базир, один из левых депутатов, воспользовался этим письмом, чтобы на заседании 29 мая потребовать роспуска конституционной гвардии: «Среди множества доказательств, каковые я мог бы еще вам привести, воспользуюсь лишь одним, тем, что сообщил нашему наблюдательному комитету департамент Ло, ибо в нем проливается свет на коварные намерения предводителей этого разложившегося корпуса стражи. А именно: предложение, которое сделал г-н Декур, подполковник конных гвардейцев, г-ну Мюрату в тот день, когда последний подал в отставку. Г-н Декур предложил ему присоединиться к эмигрантам и, дабы склонить его к этому, обещал послать с ним 40 луидоров для сына г-на Шотара, директора почт в городе Каоре: молодой человек как раз намеревался бежать в Кобленц» [17] Ibid ., р . 29. .

Кутон поддержал предложение Базира. После шумных дебатов жирондист Гаде заставил законодателей проголосовать за декрет, объявлявший «теперешнюю наемную гвардию короля распущенной».

К этому времени Мюрат уже три месяца находился в своем полку, куда он вернулся и был радушно принят. Он пользуется большой известностью, и это позволяет ему питать нема лые надежды на продвижение, тем более что обстоятельства благоприятствуют (в апреле разразилась война, а 10 августа низложен король). Молодому, неглупому и образованному солдату-патриоту открыты все пути: «С приходом Революции моя судьба переменилась к лучшему, — пишет он своему брату Пьеру 19 ноября 1792 года. — Пока деспотизм издыхал, я многое претерпел; теперь он мертв — и все мне улыбается. Я хлопочу здесь перед генералом Сантерром с целью получить лошадь. Я представил мемуар министру, сам генерал добивается от него ответа, на мое послание, а этот генерал, быть может, в свой черед станет министром. Если так случится, моя судьба обернется как нельзя более счастливо. Сейчас я лейтенант; если мой полковник станет генералом, в чем нет сомнений, я сделаюсь его адъютантом и капитаном. В моем возрасте, с моей храбростью и военными талантами я могу пойти и несколько дальше. Господь не допустит, чтобы я обманулся в своих ожиданиях» [18] Lettres et documents … — o р . cit., t. I, p. 5. .

Не было ли намерений выдвинуть его депутатом в Конвент от Каора? По правде говоря, Мюрат предпочитает военное поприще парламентским схваткам. Тем паче, что на поле брани риск лишиться головы был гораздо меньше (даже если предположить, что подобный довод мог повлиять на решимость пламенного воина). Что касается его сердечного увлечения некоей Мион Басти (на это есть намеки в его письмах, оттуда же явствует, что отец был против планов женитьбы сына), Мюрат, как видно, весьма быстро отступился от девушки.

Квартирмейстер с 15 мая 1792 года, подпоручик с 15 октября того же года, поручик шестью днями позже, он служит в Шампани, затем в Северной армии. 14 апреля 1793 года он становится капитаном и адъютантом при генерале д'Юрре, а 1 мая — командиром эскадрона. На северных границах он сражается с австрийцами; его отряд стоял в Понт-а-Марке, в Лилле, а если верить письмам, которые Мюрат посылает родителям, возможно, что он принял участие и в наступлении французов на территории Голландии. В этот период трудно с точностью установить его должности и назначения. Бесспорно лишь то, что он сам называет себя «явным республиканцем». Тон его высказываний свидетельствует о пламенном патриотизме, в котором он доходит до того, что собирается изменить фамилию Мюрат на Марат, отдавая дань восхищения «другу народа». Но эти изъявления преданности республиканскому режиму Террора кажутся несколько преувеличенными. Они призваны отвлечь внимание от одной довольно неприглядной истории, в которую ретивый адъютант неосторожно влип.