Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Полагали, что во время первой итальянской кампании взаимоотношения между Бонапартом и Мюратом были натянутыми. Многие биографы будущего Неаполитанского короля считают своим долгом выделять в его истории период, когда Мюрат впал в немилость и главнокомандующий отодвинул в тень своего лучшего кавалериста. При всем том термин «немилость» кажется здесь известным преувеличением. Нет данных, что Бонапарт лишил Мюрата своего расположения. И что может служить лучшим доказательством его доверия, чем та миссия, которую он возложил на него в Вальтелине после завершения военных действий?

Как можно было ожидать, жители Вальтелины, затронутой революционными веяниями, поднялись против экономической гегемонии кантона Граубюнден и потребовали присоединения к Цизальпинской республике, каковую Бонапарт собирался основать с центром в Милане, придав ей земли, конфискованные у Австрии. В свою очередь, те, кто принадлежал к «серым лигам» — как прозвали обитателей Граубюндена, — обратились к Бонапарту в поисках посредничества. Дело было немаловажное: Вальтелина позволяла контролировать верховья Рейна и Дуная [39] J. Godechot, La Grande Nation , p. 231. . 9 сентября 1797 года Бонапарт повелевает противникам прекратить вооруженную борьбу. Он объявляет, что «отсутствие должного правления, приток большого числа разбойников и изгнанников из всех земель смущают покой Вальтелины». Как следствие — генерал Мюрат во главе подвижной колонны отправлен на защиту ее границ. Ему приказано снестись с депутатами от Кьявенны, Сондрио и Бормио и совместно навести порядок. Вмешательство Мюрата произвело надлежащее впечатление, а его энергия снискала ему благодарность Бонапарта: «Я доволен тем, что вы сделали в Вальтелине» [40] Prince Murat et P. Le Brethon, Lettres et documents pour servir à l'histoire de Joachim Murat , op. cit ., t. I, p. 20. . Когда восстановилось спокойствие, власти Граубюндена не соблаговолили отправить депутатов в Милан, чтобы обсудить там статус Вальтелины. Бонапарт воспользовался этим поводом и 11 октября просто аннексировал эту последнюю и включил ее в границы Цизальпинской республики. Страх перед новой интервенцией Мюрата подавил попытки к сопротивлению. Найдя нужный тон во время этой экспедиции, Мюрат выказал недюжинные качества дипломата; он был вправе гордиться результатами. Но прежде всего он имел повод поразмыслить о межнациональных раздорах, сотрясавших тогда Европу. Этот опыт тоже не прошел даром.

Возвратившись из Италии, он получил новое доказательство доверия к нему Бонапарта: генерал послал его вперед себя в Раштадт, где должна была решиться судьба левобережья Рейна [41] То, что Мюрату доверили подобное поручение, часто ставилось под сомнение; однако доказательства, подтверждающие подобное предположение, можно найти в Lettres et documents … op. cit ., t. I, p. 21. . Его уступка Франции не могла быть признана законной до решения конгресса, созванного в Раштадте. Здесь Мюрат сталкивается с новой проблемой, касающейся естественных границ. Франция потребовала присоединить левобережье к своим землям, ссылаясь на естественные, определенные самой природой границы. Однако германский император стремится защитить права монархов, лишаемых владений. Опять неразрешимый вопрос о нациях, терзающий Европу, по крайней мере, начиная с 1789 года.

После краткого пребывания в Париже Мюрат в конце января 1798 года вновь отправляется в Италию. Почему опять туда? Дело в том, что Бертье, исполняющий обязанности главнокомандующего Итальянской армией, испытывает отчаянную нехватку в генералах. Но между строк одного из писем Бонапарта к тому же Бертье (от 24 января 1798 года) есть свидетельство, что здесь снова замешана женщина. В Париж приехала «героиня Брешии», как ее определяет Бонапарт; можно легко догадаться, что речь идет о графине Герарди. Она явилась в столицу вслед за Мюратом, и вокруг нее поднялся неуместный шум [42] Ibid . , вызвавший досаду Бонапарта. Его щепетильность в вопросах морали, коей он отличался от большинства генералов революционной поры, была задета. Однако раздражение выходками Мюрата — это еще не опала.

Впрочем, вскоре Мюрата призывают в Рим, где надобно навести порядок. Повод, послуживший предлогом данной интервенции, остался мало проясненным [43] A. Fugier, Napoléon et l'Italie , p. 82. . Возможно, дело касалось итальянских патриотов, которые, радея об объединении полуострова, способствовали походу на Рим? И какова была истинная роль в этом Жозефа Бонапарта, назначенного послом при Святом престоле и ведшего роскошную жизнь во дворце Корсини? А может, злоупотребления французов-завоевателей раздражили городской люд? Определенно известно лишь, что 28 декабря 1797 года в городе были волнения и начались стычки; зачинщики укрылись во французском посольстве, а папская полиция продолжала преследовать их. Генерал Дюфо, пытавшийся утихомирить толпу, получил пулю в грудь. Его смерть давала Директории давно желанный повод лишить папу светской власти и основать Римскую республику по образцу Цизальпинской. Французские войска наводнили Папскую область. 15 февраля 1798 года в Капитолии в присутствии Бертье и Мюрата было объявлено об образовании Римской республики (уже изрядно измученной грабежами и реквизициями), а папу отправили в изгнание: он умрет пленником в Валенсии 29 августа 1799 года.

На этот раз Мюрат вплотную столкнулся с проблемой, которая была от него более или менее сокрыта во время боевых действий в первой итальянской кампании: с требованиями единства полуострова. Может ли эта система братских республик, сперва Цизальпинской, затем Римской, а чуть позже — Неаполитанской, служить прелюдией к будущему слиянию их в единое государство, о чем мечтали итальянцы еще со времен Макиавелли? Хотя Мюрат был все еще занят подавлением крестьянских выступлений в Кастель Гандольфо, Альбано и Веллетри, до него не могли не дойти отзвуки патриотических выступлений. Не завязал ли он в это время контактов с патриотами?

Последних весьма скоро ждало разочарование. Директория поспешила прислать гражданскую комиссию, в составе которой значились Дону, Монж и Флоран; на нее была возложена миссия составления конституции для новорожденной республики. Надежды слияния с Цизальпинской республикой разом рухнули. Далее все смешалось. Массена был вынужден сменить Бертье, чье присутствие стало необходимо в Милане. Но солдаты гарнизона отказались подчиняться Массене, сочтя его слишком рьяным «якобинцем», за которым к тому же шла слава грабителя. Они восстали. С их выступлением совпал бунт местных жителей против французов. Среди всех этих беспорядков и кровопролитий гражданская комиссия, потеряв терпение, решилась заменить Массену Гувион-Сен-Сиром, вменив ему в обязанность самым решительным образом пресечь грабежи, послужившие причиной возмущения простолюдинов.