Сергей Мезин - Дидро и цивилизация России [litres]

Он заметил, что в России XVIII века не существовало политической преемственности между монархами: каждое новое правление отрицало предыдущее [357]. Подробно развивать тему дворцовых переворотов и законности наследования престола перед Екатериной II было рискованно. Тем не менее Дидро не раз советовал Екатерине сделать все, чтобы наследование престола проходило спокойно. Он рекомендовал обратить внимание на воспитание наследника престола Павла Петровича. (Вопреки пожеланию Дидро результаты воспитания были такими, что Екатерина подумывала о том, чтобы по примеру Петра I отстранить своего сына от власти.)

В своих вопросах императрице Дидро прямо обозначил проблему крепостного состояния русских крестьян: «Каковы условия, существующие между господином и рабом в отношении обработки земли?» [358]В ответе на этот «неудобный» вопрос Екатерина отметила два момента. В первую очередь она пошла по пути, «изобретенному» Вольтером. Она указала на закон Петра I, запрещавший подданным именоваться рабами (точнее – «холопами». – С. М .): «Существует закон Петра Великого, который запрещает называть рабами крестьян, зависимых от дворян». Наверное, это должно было служить подтверждением постепенной «цивилизации» отношений между помещиками и крестьянами. Однако этот формальный аргумент был настолько слаб, что его в свое время отвергли даже русские критики вольтеровской «Истории», отмечавшие, что слова «холоп» и «раб» не отличаются по смыслу [359]. Во-вторых, Екатерина все-таки была вынуждена признать, что не существует никаких законов, регулирующих отношения господина с крепостными. Притом она поспешила оговориться, что хороший хозяин, повинуясь здравому смыслу, должен хорошо обходиться со своими крестьянами, которые ему приносят доход. В ее словах, несомненно, был свой резон, ибо крепостничество во второй половине XVIII века оставалось действующей и достаточно эффективной экономической системой, обеспечивающей экономический рост Российского государства. Русское общество в целом было еще далеко от осознания коренных недостатков подневольного труда, хотя о моральных издержках крепостного права писали многие [360].

Следующий вопрос Дидро сформулировал так, чтобы подвести русскую императрицу к мысли об экономической неэффективности крепостничества: «Не влияет ли рабство земледельцев на качество обработки земли? Не приводит ли лишение крестьян права собственности к дурным последствиям?» Екатерине пришлось отговариваться общими фразами. Она, например, написала: «Наши провинции с свободным населением производят не больше хлеба, чем провинции с крепостным трудом. Каждому государству присущи свои недостатки…» [361]Действительно, большая часть зерна производилась в губерниях, где существовало крепостное право. Ведь крепостничество отсутствовало в районах наименее благоприятных для земледелия. Однако показательно и то, что сама Екатерина II относила крепостное право к разряду «недостатков, пороков и тягот».

В вопросах, адресованных Екатерине II, Дидро так охарактеризовал классы русского общества, преобразованного Петром: «духовенство, дворянство, однодворцы, или свободные люди, и крестьяне». Дидро использовал русский термин – «odnodworzi», что, возможно, было результатом его бесед с русскими людьми. Тем не менее философ отказывается признать существование в России настоящего «третьего сословия», на что, возможно, намекала Екатерина в своем ответе, называя среди классов русского общества жителей городов, «которые одни обладают правом вести торговлю» [362].

Существование в России крепостного права и отсутствие «третьего сословия» Дидро считал взаимосвязанными явлениями, препятствующими цивилизации страны. Дидро настоятельно советовал Екатерине способствовать созданию «третьего сословия», о чем задумывалась и сама императрица. Это можно сделать, по мнению философа, либо освобождением крестьян, либо поселением свободных иностранных колонистов, которые своим примером докажут превосходство вольного труда [363]. Этому должно способствовать и распространение просвещения в стране. Важным фактором прогресса Дидро считал увеличение численности населения: «Ничто не способствует так цивилизации, как многочисленное население» [364]. Огромные слабозаселенные пространства России, неразвитость городов и дорожной сети, напротив, препятствуют этому процессу.

Философ полагал, что дворянство и аристократия также должны занимать свое место в обществе, не превращаясь при этом в паразитические классы. Дидро видел в стабильности аристократии, в благосостоянии дворянства в целом возможность предотвратить социальные потрясения и, в частности, дворцовые перевороты [365].

По мнению Монтескье, при деспотическом строе существует только одно, хотя и ненадежное, средство ограничить абсолютную власть монарха – это религия. В этом вопросе Дидро являлся бóльшим скептиком. В религии он видел источник общественной розни и нетерпимости [366]. Не отрицая вовсе общественной пользы духовенства, философ советовал императрице «поставить со временем религию на надлежащее место» [367]. Дидро одобрял церковную политику Петра I, а также меры Екатерины, направленные на секуляризацию церковных земель и сокращение монашества.

Дидро сумел понять малую производительность и искусственный характер некоторых русских фабрик и мануфактур, указывал на низкое качество продукции. «Имеются ли стекольные фабрики? Где стекольная фабрика, построенная Петром Великим?» [368] – спрашивал он у графа Миниха. Фабрики и мануфактуры не оправдывают ожиданий правительства, – говорил он императрице. «Из ваших фабрик процветает лишь петербургская часовая фабрика». Русское железо не выдерживает конкуренции шведского и немецкого. Россия вывозит сырье, а затем по высокой цене покупает произведенные из него в Европе товары [369]. Одна из причин такого положения – высокие налоги и излишний контроль государства за производством.

Дидро был убежденным сторонником экономической свободы, либеральной экономической политики правительства. Он полагал, что постоянного контроля правительства требуют такие отрасли, как качество продовольствия, строгое наблюдение за весами и мерами, медицинская и фармацевтическая практика, наконец, работа с драгоценными металлами. «Что касается других занятий, то их не следует стеснять; рано или поздно предписания их погубят» [370].

Дидро, несмотря на краткость своего пребывания в России и на ограниченность круга русских людей, с которыми он общался, подметил некоторые особенности русского национального сознания. С одной стороны, философ считал, что деспотизм уже наложил свой мрачный отпечаток на национальный характер русских, в котором «замечается какой-то след панического ужаса, и это, очевидно, результат длинного ряда переворотов и продолжительного деспотизма. Они всегда как-то настороже, как будто ожидают землетрясения…» [371]А с другой стороны, европейское влияние порождало в русских острую проблему, которая выливалась либо в комплекс национальной неполноценности и в апологию Западной Европы, либо в преувеличенный и бездумный патриотизм, который позже назовут «квасным».