Роберт Круз - За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Несколько месяцев спустя, в мае 1864 г., ОМДС приказало сыну оставить должность. Оно ставило в вину Назмутдинову частые отлучки и его неповиновение отцу «несмотря на то, что он на основании шариата обязан уважать своих родителей и отзываться о них с подчинением». Но это постановление не положило конец конфликту, потому что жители села, в том числе многие из тех, кто считался старшинами и набожными, в конце концов вмешались и выступили против этого решения. В марте 1869 г. некоторые из них подали в ОМДС прошение о том, чтобы Назмутдинова снова назначили имамом. Просители ставили в вину его отцу ложное обвинение против сына. Они также настаивали, что поведение сына всегда было «отличным», что он «в обращении со всеми ласков и благосклонен характер имеет самый кроткий и тихий, набожен и благочестив, духовные требы всегда отправляет исправно». Назмутдинов, говорили крестьяне, «для всех нас служит пример чистой и безмятежной жизни» [183] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 11. Л. 51 – 52 об., 113 об. – 115 об. . Община (или, возможно, ее наиболее влиятельные и ясно выражавшиеся члены) перетолковала этот внутрисемейный конфликт взглядов на отношения между моральным поведением и религиозным авторитетом.

Этот случай также показывает, что хотя духовные должности во многих местах стали наследственными, в результате чего одна семья десятилетиями удерживала руководящие позиции, общины мечетей иногда предпочитали младших наследников этих династий. В Казани имел место интересный инцидент, когда прихожане мечети Барудийә сместили своего имама по имени Шәмсетдин ибн Бәшир ибн Морад әл-Казаный Хажи. Община выступила против него в 1835 г., вскоре после того как он вступил в эту должность, хотя ранее его репутация была безупречной, благодаря чему он занимал одну из трех судейских должностей в ОМДС. Вместо этого имама община выбрала его сына Сәгдетдина [184] Муфтий Габдрахимов наложил вето на назначение этого сына, подняв вопрос о его юном возрасте и, учитывая недовольство соседей его отцом, о высоте его собственной морали. Отец, видимо, вернулся на должность имама в свою родную деревню Йәнга Кишет. Мәржани, Мѳстәфадел-әхбар . С. 301–302. Династии улемов повсеместно преобладали на почетных должностях. См., например: Brown L. C. The Religious Establishment in Husainid Tunisia // Scholars, Saints, and Sufis: Muslim Religious Institutions In the Middle East since 1500 / Ed. N. R. Keddie. Berkeley: University of California Press, 1972. P. 64–66. В других обществах «ученые роды» бывали скорее исключением. Кеннет Браун выделил важность социальной мобильности, а не наследования или социальной исключительности, доказывая, что образование «не было вотчиной какой-либо социальной группы или групп». См.: Profile of a Nineteenth-Century Moroccan Scholar // Scholars, Saints, and Sufis. P. 127–148. Цит. на с. 132–133. .

ОМДС реагировало на жалобы мирян-активистов и наказывало мулл за неспособность исполнять необходимые религиозные обязанности. Один башкирский офицер сообщил ОМДС, что в июле 1848 г. во время вспышки холеры в крае более сорока жителей одной деревни были похоронены «без всякого по магометанскому закону обряда». В ходе следствия мулла, обвиненный в отказе выполнять просьбы прихожан о заупокойных молитвах, показал, что он тоже болел во время эпидемии и не мог исполнять необходимые ритуалы. Тем не менее ОМДС заключило, что мулла Тимербаев «не оказал должного усердия к исполнению своей обязанности в то время, когда это особенно было необходимо для успокоения жителей [села]». ОМДС также рассматривало возможность сместить Тимербаева с должности, как рекомендовал его начальник генерал-майор Жуковский. После того как тридцать четыре жителя села опровергли свидетельство Тимербаева, ОМДС решило оставить его в должности, но постановило заключить под арест в Оренбурге на две недели «для примера другим» [185] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 2. Д. 43. Л. 1151 об. – 1152 об., 1152 об. – 1153, 1157 об. – 1158 об. .

В иных случаях улемы дисциплинировали религиозную жизнь населения. Сельские имамы доносили на своих прихожан о «всевозможных безнравственных действиях». Они боролись с пьянством и непосещением молитв в мечети. Муллы, надзиравшие за общественной моралью, жаловались в Уфу и губернским властям на эксцессы во время ежегодного сельского праздника жыен . Многие рассматривали его как «неисламский», поскольку пьянство и встреча мужчин и женщин часто доводили молодежь до «безнравственности» и «распутства». Такие жалобы стали поступать чаще в конце XIX – начале XX в. [186] См. жалобу одного имама из Тобольского уезда от 1852 г.: Там же. Оп. 3. Д. 3279; Шино . Волжские Татары. С. 257–264; Заhидуллин И. Жыеннар тарихыннан // Казан утлары. 1991. № 4. С. 174–176; Dudoignon S. A. Qu’est-ce que la ‘qadîmiya’? Éléments pour une sociologie du traditionalisme musulman, en Islam de Russie et en Transoxiane (au tournant des XIX e et XX e siècles) // L’ Islam de Russie: Conscience communautaire et autonomie politique chez les Tatars de la Volga et de l’Oural depuis le XVIIIe siècle / Eds S. Dudoignon, D. Is’haqov, R. Möhämmätshin. Paris: Maisonneuve et Larose, 1997. P. 213–214; НАРТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 6030, 7233. Этот вопрос дебатировался также в органах самоуправления. В 1885 г. мусульмане из Казани протестовали против прошения, призывавшего ликвидировать праздник. Веселовский Б. История земства. Т. 4. СПб.: Издательство О. Н. Поповой, 1911. С. 421, примеч. 2.

Для успеха таких кампаний часто требовалась поддержка из‐за пределов махаллы. В 1866 г. мулла по фамилии Ахметов из села Пускан Казанского уезда сообщил в ОМДС, что ни один из его прихожан не ходит в мечеть. Жители Пускана ответили: «в мечеть для слушания богослужения по обряду магометанскому мы всегда ходим, но только сам мулла наш Ахметов в ней бывает редко, что более находится в разных отлучках и не исполняет своей обязанностей». ОМДС встало на сторону прихожан и решило «оставить без последствий». Клирики вроде Мухамета Валитова из Каргалы пытались ограничить роль мирян в религиозных диспутах. В 1833 г. Валитов пожаловался в ОМДС, что тяжущиеся выбирают в посредники «и самые безграмотные, не понимающие долга магометанской религии».

ОМДС отвергло его просьбу о том, чтобы в этой роли могли выступать только клирики. Таким образом, ни моральные уговоры сельского имама, ни давление других членов общины не могли гарантировать успешной коррекции поведения, которое односельчане считали «неисламским» [187] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 6294. Л. 8–10, 13. Азаматов Д. Д. Оренбургское магометанское духовное собрание. С. 141. Азаматов описывает процесс против двух мулл и двух старейшин, которые выкопали тело мусульманина, умершего в эпидемию холеры 1848 г., и похоронили в поле; они, видимо, считали его смерть Божиим наказанием за непосещение молитв в мечети; первоначально их приговорили к ссылке в Сибирь, но Николай I смягчил приговор до пяти месяцев тюрьмы, охарактеризовав их поступок как «суеверие религиозное, извлеченное из книг исламизма». Азаматов Д. Оренбургское магометанское духовное собрание. С. 207. .