Роберт Круз - За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Такой дар от богатого селянина ( бая ) мог изменить течение местной религиозной жизни, позволив крестьянам чаще покидать свои поля, мастерские и дома для совместных с односельчанами пяти ежедневных молитв. В селах, расколотых конфликтами лояльностей к враждующим религиозным лидерам и к разным концепциям исламского благочестия, разрешение строить новую мечеть или медресе позволяло оппонентам отделиться друг от друга. Хотя формальное разделение враждующих групп могло принести гражданский мир в конфликтное поселение, оно могло и втянуть имама в более интенсивную борьбу за теологические или правовые позиции спонсора.

Авторитет и статус служителей религии – таких, как изображенный на ил. 3 – в конечном счете зависели от их репутации по части образованности, благочестия и нравственного поведения. В одной сельской хронике восхваляют уважаемого имама, который «при всем своем рвении… был… улыбчивым человеком с молодым телом, широкой душой, любезным, обязательным, полным доброты. Его речь была полна приятных выражений и радовала всех собравшихся». Другой был «исключительно сдержанный человек, умный, но старавшийся выглядеть беспечным, одаренный, но притворявшийся рассеянным». Другие лечили больных [164] Frank A. J. Chronicle. P. 452, 470. . Слава уважаемых ученых и шейхов распространялась за пределы их собственных мечетей и медресе; самые образованные и благочестивые из них привлекали студентов и последователей из соседних уездов и губерний. Эти люди получали от покровителей приглашения занять должность имама или учителя.

Большинство улемов, видимо, работали в более стесненных условиях покровительства. Биографические словари рассказывают о сельских муллах, которые оставляли свои посты, потому что приходы не могли или не хотели поддерживать их. В 1802 г. Сѳхан Габделбакый сдал экзамен муфтию Хусаинову, а затем ушел с должности сельского имама и занялся торговлей, «чтобы заработать на жизнь» [165] Мәржани Ш. Мѳстәфадел-әхбар. С. 239. . Те, кто пользовался покровительством богатого бая, тоже не всегда этому радовались. Если ученый был клиентом местного богача, который спонсировал строительство и содержание мечети, ему могли не позволить провести оздоровительную «реформу» местных обычаев (таких, как сельский праздник с вином и танцами), зато могли настоятельно попросить его о помощи в разводе дочери покровителя с неудачным зятем. Тому же клирику, возможно, приходилось балансировать между интересами бая и влиятельной фракции, от которой зависело подтверждение его официальной должности (и жизненных стандартов).

Это не означает, что экономическая зависимость от мирян делала клириков заложниками своих покровителей, как заключили историки православного прихода. Улемы отличались от православных священников тем, что в их распоряжении не было такого инструмента, как монополия на совершение таинств. Тем не менее ученые и имамы, воплощавшие в глазах общины благочестие и моральную чистоту, пользовались авторитетом. Их познания в исламских науках и праведность служили примером для современников и последующих поколений. Некоторые лица, получившие образование сверх локального, сделали карьеру благодаря лицензиям на религиозное обучение от почитаемых ученых в Бухаре, Каире, Стамбуле или Мекке. Мухаммад аль-Амин бин Сайфаллах из села Ниласе в Казанской губернии, подобно многим другим таким же имамам, был отмечен в местных хрониках как «один из самых выдающихся ученых этого края». Около 1831 г. в возрасте сорока двух лет он отправился в паломничество в Мекку (хадж) и затем в Египет, где встретился со знатным османом Ибрахим-пашой [166] Fakhraddīn ōghlī R. Āthār. Т. 6. Оренбург: типография М.-Ф. Г. Каримова, 1904. С. 292. . Титул «хаджи» отличал людей вроде Амина бин Сайфаллаха и от простонародья, и от ученых.

Но такие титулы не гарантировали защиты от недовольства простых людей. Миряне могли бороться и с хаджи, и с суфиями, привлекая на помощь имперские институты. Мустафа бин Муси заслужил признание как благочестивый человек, выучивший Коран наизусть. Он учился в Бухаре и у Файз-хана в Кабуле и служил имамом в одном селе Казанской губернии, прежде чем отправился в хадж. Хотя он оставил преемника, чтобы руководить молитвами в свое отсутствие, селяне обратились против Мустафы. После этого доноса в ОМДС иерархи назначили другого имама [167] Там же. С. 317. .

В октябре 1837 г. правительство Николая I еще более усилило позиции влиятельных мирян в местных конфликтах за религиозное лидерство. Когда Правительствующий сенат и Государственный совет рассмотрели вопрос о выборах мулл и клириков в общинах мечетей, они согласились, что эти лица должны быть избраны «по крайней мере двух третей таких из прихода лица, кои почитаются старейшинами семейств». Они также постановили, чтобы городские головы и сельская полиция присутствовали на выборах среди штатских мусульман, а кантонные начальники или другие старшие офицеры присутствовали на выборных собраниях мусульман-военных. В то же время правительство стремилось исключить участие «людей, не принадлежащих к избирающему обществу, а также младших членов семейств», то есть неотделенных от отцов сыновей, меньших братьев, племянников и т. п. [168] ПСЗ. 2-я серия. Т. 12. № 10594. 21 октября 1837. С. 801. Указ подчеркивал, что избранного кандидата окончательно утверждала в должности губернская администрация (или соответствующее военное командование).

Эта процедура выборов местного религиозного лидера оставляла многие сообщества расколотыми, как и в селе Ура, где избрание Хабибуллы Хусеинова привело к крупнейшему социальному и религиозному конфликту. Относительно привилегированный статус улемов, включавший потенциальное освобождение от налогов (если община была готова взять это бремя на себя), а для высших должностей – личный иммунитет от рекрутского набора и телесного наказания, способствовал превращению этого статуса в предмет соперничества между родителями, стремившимися получше устроить своих сыновей. Поэтому улемские семьи выдвигали наследственные притязания на эти должности. Перед отставкой муллы пытались выдвинуть своих сыновей в преемники, а дочерей выдавали замуж в семьи других клириков [169] См., например: Fakhraddīn ōghlī R . Āthār. 6: 284. .

Но сын не всегда наследовал репутацию своего отца. Миряне могли выступать против такого непотизма, даже когда их собственные сыновья не имели шансов победить в борьбе за эти должности [170] См. жалобу на вмешательство большой семьи в выборы: ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 35. . С точки зрения меньшинства представителей многих этих общин, человека могли незаслуженно избрать на должность учителя или имама благодаря его семейным связям или общественному весу бая, а не благодаря его характеру, благочестию, познаниям в исламских религиозных науках и преданности шариату.