Роберт Круз - За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Патронат и благотворительность не регулировались структурами, ассоциированными с ОМДС и МВД. Раздача милостыни (закят), будучи одним из пяти столпов ислама, не привлекала внимания законодателей, хотя разные чиновники занимали противоположные позиции относительно роли, которую они должны играть, поощряя или запрещая ее сбор. В больших городах, особенно в Казани, собиралась материальная помощь мусульманской бедноте. Там мусульманская благотворительность зачастую больше напоминала проекты российских гражданских и церковных организаций, нежели традиционные благотворительные институты мусульманских городов всего мира: такие, как странноприимные дома, бесплатные столовые и больницы. Например, в 1844 г. члены семьи Юнусовых основали третий в Казани сиротский приют, где мусульманским мальчикам предоставляли религиозное обучение и медицинскую помощь [157] Фукс К. Казанские Татары в статистическом и этнографическом отношениях. Казань: В Университетской Типографии, 1844. С. 92–93; Салихов Р., Хайрутдинов Р. Республика Татарстан: Памятники истории и культуры татарского народа (конец XVIII – начало XX века). Казань: Фест, 1995. С. 25, 133–134. .

Мусульманским учреждениям вроде юнусовского сиротского приюта предстояло распространяться, причем во многом параллельно гражданской деятельности российских добровольческих организаций второй половины века, но они отличались от проектов других активистов тем, что их доходы исходили из фондов, пожалованных на богоугодные цели согласно исламскому закону. Постройка или участок земли, переданные в собственность религиозного фонда ( вакф ), создавали прибыль для финансирования религиозной или благотворительной деятельности, но не подлежали конфискации или разделу в качестве наследства. Юнусовы жертвовали на содержание своего приюта доход от четырнадцати лавок. Усмановы и Апанаевы жертвовали средства (в форме ренты и прибыли от лавок) на содержание Второй Казанской соборной мечети. Подобным же образом Мухаметвали Апанаев завещал четыре тысячи рублей со своего банковского счета на содержание мечети и медресе во втором приходе в Казани [158] Салихов Р., Хайрутдинов Р. Республика Татарстан. С. 81, 99. .

Фонды поддержки мечетей и школ предоставляли местной знати широкие возможности по влиянию на характер религиозной жизни. В 1791 г. купец первой гильдии Габдулла Габдулсалямович Утямышев построил в селе Маскара Казанской губернии двухэтажную каменную мечеть. Это деяние увеличило его славу, по утверждению ученого Шихабетдина Марджани (1818–1889), он стал «крупнейшим предпринимателем региона и прославился своим богатством, щедростью, любовью к религии и наукам». Маскарское медресе под покровительством Утямышева привлекало ученых из Казанской, Вятской и Уфимской губерний. В 1800 г. его сын Муса Утямышев основал второй приход в Маскаре. Муса изучал религиозные науки в Бухаре и заслужил репутацию квалифицированного теолога и торговца. Вернувшись в Маскару, он, видимо, убедил около шестидесяти живших в селе удмуртов-анимистов принять ислам и построил для них деревянную мечеть [159] Там же. С. 181–182. .

Имперское законодательство давало общинам мечетей право выдвижения своих собственных кандидатов в проповедники, имамы, учителя и служители мечети для проверки и утверждения ОМДС и губернатором. В некоторых общинах богатые династии вроде Утямышевых могли неформально контролировать этот процесс, влияя на голоса зависимых наемных работников или обедневших клиентов. Семья могла осуществлять и более формальный контроль, выставляя условия при первоначальном учреждении фонда поддержки мечети или школы. Вопреки букве царского законодательства, во многих соответствующих документах были поименованы администраторы этих фондов, обычно члены семьи, в качестве лиц, ответственных за выбор штатных сотрудников финансируемого вакфом учреждения [160] Русский наблюдатель середины XIX в. подчеркивал власть баев в Казанском уезде: «Чтобы быть муллою в какой бы то ни было деревне, нужно собрать приговор с жителей, согласны ли они его иметь муллою, а это очень просто: был бы только согласен бай той деревни. Приговор готов и скреплен подписью и тамгами безграмотнаго население». См.: Шино . Волжские Татары. С. 269; то, что эти условия оговаривались в документах, отмечено в кн.: Fakhraddīn ōghlī R. Āthār; Frank A. J. Muslim Religious Institutions. См. также: Шаблей П. Семья Яушевых и ее окружение. .

Как и в области образования и суфизма, эти фонды не были частью механизмов управления, созданных царским законодательством, за исключением Крыма, где администрация обнаружила обширную собственность в статусе вакфа. В мусульманских общинах Поволжья и Урала, напротив, эти фонды выглядели гораздо скромнее, вероятно, вследствие московского завоевания и обширной славянской колонизации края. Но в XIX в. купеческие и предпринимательские семьи вновь стали учреждать религиозные фонды [161] Фахраддин-оглы в своей биографии Ахмеда Хусаинова (1837–1906) восхвалял роль купца в «деле выявления и восстановления в Казани и ее окрестностях старых вакуфных средств, которые действовали издавна, но в последнее время прекратились». Он ставил в заслугу Хусаинову то, что тот оставил фонд стоимостью в полмиллиона рублей. Ризаэтдин ибн Фахретдин [ Fakhraddīn ōghlī R. ]. Ахмед Бай / Пер. М. Ф. Рахимкуловой. 2-е изд. Оренбург: б. и., 1991. С. 19–20. См. также: Azamatov D. D. The Muftis of the Orenburg Spiritual Assembly In the 18th and 19th Centuries: The Struggle for Power In Russia’s Muslim Institution // Kügelgen A. von, Kemper M., Frank A. J. Muslim Culture in Russia, 2: 367. P. 379; Frank A. J. Muslim Religious Institutions. .

Богатых казанских семей, которые поддерживали строительство сельских мечетей по всему краю, было немного; в большинстве сел местные торговцы и крестьяне сами финансировали мечети и школы. В 1864 г. в прошении на имя Александра II от имени жителей села Кулларово Казанской губернии крестьянин по фамилии Зайнеев просил разрешения основать второй приход. В прошении объяснялось, что Зайнеев и жительница того же села Фейзулла Рахметуллина хотели оплатить строительство новой пятничной мечети. Из 578 прихожан 242 человека добровольно проголосовали за основание нового прихода, и Зайнеев и Рахметуллина предложили взять на себя полную ответственность за финансирование. В ответ на возражения чиновников, которые, возможно, выступали против отягощения крестьян такими расходами, проситель подчеркивал, что мечеть будет построена «без всяких пожертвований со стороны прихожан» [162] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 5802. Л. 1 – 1 об. Назиры, построившие каменную мечеть в селе Ура, пожертвовали две тысячи рублей на первую уфимскую мечеть при муфтии Габдрахимове в 1825 г. См.: Kemper M. Sufis und Gelehrte. S. 68–69. .

Такие покровители появлялись, когда жители решали, что махалла слишком разрослась и существующей мечети недостаточно. Когда видные жители запрашивали у ОМДС и правительства позволения основать второй приход вокруг новой мечети, они приобретали возможность претендовать на особую роль хранителей духовной и светской жизни односельчан. Как утверждали многие из этих просителей, основание второй мечети в многолюдном приходе, охватывавшем селения на обширной территории, могло бы облегчить жизнь тем мусульманам, которым приходилось далеко ездить для исполнения своего долга в мечети [163] Во второй половине XIX в. губернские власти стали подчеркивать финансовые трудности маленьких общин из‐за содержания мечетей и добиваться повышения минимально необходимой для разрешения строить мечеть численности населения в двести душ, а тем самым – сокращения общего числа мечетей и клириков (РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 594, Л. 8 об. – 9); см. также жалобу муллы и мухтасиба из одного села Оренбургской губернии в ОМДС от 1834 г., в которой он указывал, что крестьяне построили новую мечеть без его ведома, когда он служил на границе. ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 1121 (и похожее обвинение в Д. 4144. Л. 1–2). .