Роберт Круз - За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

В 1841 г. улемы Оренбургской, Казанской, Вятской и Пермской губерний подали серию прошений, чтобы добиться от муфтия Сулейманова легального признания сословных привилегий. В этой и других кампаниях апелляций от имени мусульман края ученые из этих четырех губерний подали тридцать одно прошение того же содержания, хотя и выраженного разными словами. Эти прошения, поданные по сетям коммуникаций и ассоциаций на основе образовательных, родственных и торговых связей, были попыткой добиться привилегированного статуса. Просители сравнивали себя с православными священниками в том отношении, что они выполняли те же обязательства перед государством, включая молитвы за императора и царствующую семью. Они также добивались персонального освобождения от рекрутского набора и выплаты государственных податей, поскольку режим освободил от этих обязанностей христианских священников и даже раввинов [151] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 1692. Л. 1; когда в 1827 г. Николай I ввел воинскую повинность для евреев, он также сделал исключение для раввинов. См.: Stanislawski M. Tsar Nicholas. P. 19. .

Согласно этим прошениям, мусульманские клирики не имели никаких привилегий, и прихожане редко брали на себя ответственность по их обязательствам. Прихожане уклонялись от этих повинностей, хотя указ от 31 августа 1826 г. «обязал» исполнять их. Члены общин мечетей нарушали исламские законы еще и тем, что пренебрегали своими имамами, тем самым вынуждая их искать другие источники средств к существованию. Эти другие занятия отвлекали имамов от религиозной службы и приносили мало дохода, поскольку тот же закон 1826 г. запрещал им заниматься любыми видами торговли. Когда клирики брались за какую-то экономическую деятельность, прихожане доносили на них и требовали смещения. Просители жаловались, что в итоге клирики и их семьи страдали от ужасной бедности и даже не могли платить податей. Один мулла, служивший в Оренбургском казачьем полку, жаловался, что ему приходится платить подати, «как бы простой казак», хотя он исполнял другие обязанности, например «попечительство киргизов», которым он давал «увещание» и проводил присяги [152] Фактически указ подчеркнул добровольный характер подобных соглашений (ПСЗ. 2-я серия. Т. 1. № 564 [31 августа 1826], 911–912); ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 1692. Л. 1 об. – 2 об., 14–15. .

ОМДС поддержало эти запросы и обратилось в Санкт-Петербург с идеей распространить привилегии на все саны мусульманского духовенства. Приходских ахундов, имамов и азанчи предлагалось освободить от рекрутского набора и сельских податей за счет своих прихожан, а между клириками и прихожанами заключать соглашения, подтверждающие их взаимные обязательства в момент назначения на должность. ОМДС также добивалось наследования духовных должностей. Чтобы сыновья «указных духовных приходских чиновников» могли изучать основы религии « свободно », их следовало освободить от рекрутской повинности до двадцати трех лет. ОМДС настаивало, что если они окажутся достойными, то общины должны будут приглашать их на любые вакантные должности. Клирики, которым не придется зарабатывать на хлеб, будут лучше служить духовным нуждам прихода, посвящая больше времени обучению мусульманских детей «правилам веры». Наконец, ОМДС просило, чтобы «духовные чиновники», которые « безпорочно » служили двадцать лет, освобождались от телесных наказаний [153] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 1692. Л. 3 об. – 4. .

Государственный совет последовал этим рекомендациям по улучшению положения мусульманских клириков только в феврале 1850 г. Он предложил персональное освобождение от рекрутского набора и телесных наказаний для приходских мулл и имамов, которые были утверждены в своих должностях до введения «штатного положения» или «будут впоследствии утверждены Губернскими Правлениями или Военными Губернаторами» [154] ПСЗ. 2-я серия. Т. 25. № 23932. 20 февраля 1850. С. 126. . Но дальнейшее прояснение правового статуса не предлагалось.

С одной стороны, это узаконение повышало статус мусульманских клириков, освобождая их от унизительных телесных наказаний и угрозы призыва в царскую армию. Но они, как и православные священники, не получали облегчения материальных затруднений. Имамы, судьи и другие служители, приписанные к мусульманским воинским частям, получали государственное жалованье, но приходские клирики были вынуждены жить на нерегулярные доходы, сильно зависевшие от местных ресурсов прихожан. Более того, запретив клирикам заниматься коммерцией и торговлей в 1826 г., режим криминализировал главное занятие улемов в этих краях. Сенат утверждал, что эти практики были запрещены «согласно их закону» и что «магометанские духовные власти» учли жалобы прихожан на клириков, занимавшихся такими делами, отозвав их лицензии. Мусульмане могли вступать в официальные купеческие гильдии только отказавшись от духовного звания [155] Например, муллы, приписанные к башкирским полкам, до 1833 г. получали 150 рублей в год, а затем их жалованье увеличилось до 300 рублей в год. ПСЗ. 2-я серия. Т. 8. № 5885. 4 января 1833. С. 9. Жалованье старшего ахунда, служившего в гвардейском корпусе, в 1843 г. подняли с 400 до 1500 рублей. ПСЗ. 2-я серия. Т. 18. № 16442. 9 января 1843. С. 22. Военное министерство платило компенсацию невоенным клирикам, которые исполняли ритуалы для мусульманских частей, расквартированных в их приходах. С 1844 г. имам Уфимской Соборной мечети получал 90 рублей в год, а азанчи – 50 рублей. ПСЗ. 2-я серия. Т. 19. № 17519. 14 января 1844. С. 33. О запрете торговли см.: ПСЗ. 2-я серия. Т. 1. № 564. 31 августа 1826. С. 911–912. . Хотя многие по-прежнему занимались и торговлей, и религиозными науками, этот запрет увеличил неустойчивость положения мусульманских клириков. Режим налагал на них все больше должностных обязанностей, и люди, занимавшие эти посты, становились все уязвимее. Необходимость экономически выживать заставила многих мулл пренебрегать своими обязанностями перед государством или махаллой.

В некоторых общинах эта зависимость от дохода, получаемого от общины мечети, усилила позиции богатых прихожан в спорах с имамами и другими оппонентами. Потребности приходской экономики также окрашивали религиозные диспуты, обостряя конфликты между клириками, служившими в одной общине. И напротив, в других махаллах стремление клириков к финансовой независимости от приходов оставило многие мечети вообще без людей, которые могли бы исполнять общинные ритуалы, потребные мусульманским крестьянам и горожанам.

Покровители-миряне брали на себя строительство и обслуживание мечетей и школ, которые часто носили имена спонсоров. Эта деятельность определяла главный аспект мирского благочестия. Люди верили, что некоторые деяния мирян будут вознаграждены особенно щедро, как учил аль-Газали: «Пророк, мир ему, сказал: Если человек построит мечеть во имя Бога, то будь она не больше ямы, где откладывает яйца песчаная куропатка, Бог построит ему дворец в раю» [156] Цит. по: Al-Ghazālī. Inner Dimensions of Islamic Worship / Transl. M. Holland. Leicester: Islamic Foundation, 1983. P. 31. . В крупных городах и селах богатые купеческие семьи финансировали местные религиозные учреждения на благо верующих людей. В менее процветающих поселениях забота о строительстве и обслуживании мечети или школы, о содержании имама и учителя лежала на всей общине. Покровители строили мечети вроде изображенных на ил. 2 – в барочном и неоклассическом стилях русской архитектуры того времени, зачастую в соответствии с официально утвержденным планом. Они строили из дерева, кирпича и камня, украшали коврами, лампами и книгами внутреннее пространство, где община собиралась читать молитвы, слушать проповеди, праздновать окончание поста, обсуждать общие дела и договариваться о разрешении споров.