Роберт Круз - За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Приходские раздоры особенно негативно влияли на верующих, когда община должна была собраться в мечети или на кладбище на совместную молитву, а некоторые клирики или миряне пренебрегали этим, мешали или как-то еще вредили проведению ритуала. Мусульмане, втянутые в тяжбы о денежных делах или брачных контрактах, слишком хорошо знали, как конфликтные социальные отношения могут отвлечь верующего от его моральных и правовых обязательств. Трения, возникавшие из‐за вражды между имамами и их прихожанами, угрожали исламскому императиву общинной жизни. При ежедневных и пятничных общинных молитвах эти раздоры проявлялись особенно ярко.

Большинство конфликтов возникало из‐за того, что прихожане настаивали на правильности своего собственного понимания шариата. Мусульмане, посылавшие жалобы царским властям и исламским иерархам, считали индивидуальную молитву неполноценным суррогатом коллективной молитвы в мечети. Пренебрежение молитвой и постом ставило под угрозу общину в целом, навлекая Божье возмездие в форме ужасных людских страданий. Также споры возникали вокруг легалистского понимания ритуалов перехода – таких, как наречение ребенка мусульманским именем. Различие понятий о правовых обязательствах по поводу смерти и погребения, по-видимому, провоцировало наиболее острые конфликты, поскольку родственники умершего спорили с клириками по поводу ритуалов, которые могли бы повлиять на посмертное наказание или награду для дорогого им человека. Крестьяне и горожане рассуждали о том, что тяжесть проблем в их общинах мечетей требует урегулирования на более высоком уровне. Некоторые пытались поведать самому царю о проявлениях несправедливости и аморальности в селах; многие другие регулярно пытались дисциплинировать своего имама, прося о вмешательстве местные суды и начальство [171] В 1819 г. жители села Чувашские Комаюры в Симбирской губернии направили жалобы царю, но также пожелали, чтобы и ОМДС получило их прошение. Закон требовал, чтобы местные суды и губернские власти направляли такие документы «высшей магометанской духовной власти» в Уфе. Там же. Л. 1 об. .

С точки зрения мирян и мирянок, на мусульманских ученых и имамах лежало особое бремя. Прихожане хотели, чтобы те через обучение и своим личным примером воспитывали такую форму благочестия, которая была бы созвучна ценностям общины. Сельская хроника сохранила неприглядный портрет муллы по имени Шарафаддин, жившего вовсе не по этим стандартам: «У него завитая борода, и он имам, но не находит времени ни для медресе, ни для общинной молитвы. Он всецело занят множеством других дел и двумя своими женами, они рады этим занятиям, а есть еще и третья жена». В 1832 г. жители села Верхняя Ядыгерь в Казанском уезде сообщили местным властям и ОМДС, что слабости указного муллы могут привести к тяжелым последствиям. Тридцать девять мужчин – жителей села в своем прошении выражали крайнее разочарование Лупманом Фаткуллиным, сожалея, что восемь лет назад выбрали его муллой. Они заявляли, что Фаткуллин не появлялся в мечети для руководства пятью ежедневными молитвами. Без муллы-руководителя молитвами в мечети крестьяне были вынуждены молиться каждый отдельно у себя дома или на работе. А мечеть оставалась пустой и «без богомоленного народного собрания» [172] Критика в адрес Шарафаддина цитируется в кн.: Frank A. J. Chronicle. P. 464; жалоба на Фаткуллина: ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 910. .

Чтобы подчеркнуть серьезность подобного небрежения, просители добавляли, что в этой ситуации крестьяне лишились возможности вместе молиться «за спасение всемилостивейшего государя нашего и за все относящиеся до общего блага». Фаткуллин не занимался религиозным образованием сельских детей, и они оставались в невежестве относительно основ веры. Он донимал «прихожан особенно желающих исполнит… богомоление», ругая мужчин и «даже женщин» «неблагопристойними ругательными словами». Просители протестовали против фаткуллинского запрета жителям соседней деревни посещать молитвы в Верхней Ядыгери [173] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 910. Л. 12. . Кроме того, этот мулла демонстрировал неуважение к погребальным обрядам: просители отмечали, что хотя правительство требовало после смерти ждать три дня до погребения, Фаткуллин ждал до пятнадцати дней, чтобы упокоить мертвых в могилах.

Просители также указывали, что он не выполняет обязанности по предотвращению брачных сговоров, налагавших на родственников невесты выплату чрезмерного калыма . Более того, ему удавалось брать себе долю от этих раздутых сумм при оформлении как браков, так и разводов. Наконец, в жалобе утверждалось, что Фаткуллин время от времени пропадает из села и не дает никаких объяснений прихожанам. Все эти огрехи влияли на отношения не только между прихожанами и имамом, но и между прихожанами и Богом. Они объясняли, что чувствуют «божье наказание» в форме бывшей недавно в окрестностях их селения опасной болезни холеры, потому что не могли творить общинную молитву из‐за личных слабостей Фаткуллина [174] Там же. Л. 12 об. – 13. Не только эти просители толковали вспышку холеры как посланное Богом наказание в урок тем, кто отвергал религию. Православная церковь учила свою паству, что причиной холеры был «Божий гнев на наши грехи». Говорили также, что и Николай I предупреждал жителей Петербурга, принявших участие в беспорядках на Сенном рынке после вспышки холеры в 1831 г., что Бог послал им это «бремя». «Поучение к прихожанам по случаю холеры» // Странник. 1866, ноябрь. С. 100–102; McGrew R. E. Russia and the Cholera, 1823–1832. Madison: University of Wisconsin Press, 1965. P. 112–113. .

Конечно, клирики тоже использовали прошения и доносы для защиты себя и нападения на других. Выступая с такими защитными (или обвинительными) текстами, религиозные деятели приписывали себе авторитет, связанный, как считалось, с познанием Божественного закона. Фаткуллин отвечал, что некоторые прихожане выдвинули свои жалобы из‐за «нерасположения» к нему и когда пригласили Хасана Рамстуллина из села Урнашбаш занять должность муллы и отобрать у него, Фаткуллина, приходскую метрическую книгу, действовали «в противность правил магометанского закона». В этом и других спорах между клириками и прихожанами ОМДС настаивало на своих исключительных полномочиях судить диспуты об исламском праве и поведении официальных носителей религиозного закона и морали. В 1836 г. оно подтвердило жалобы критиков Фаткуллина и выпустило приказ, отрешающий его от «духовного сана» [175] ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 910. Л. 41 – 41 об., 45 – 46 об. .

Повсеместно, как и в селе Верхняя Ядыгерь, мусульмане требовали уважать и предписания религиозного права, и достоинство мирян. В июне 1819 г. крестьяне обратились в Белебеевский уездный суд с жалобой на «закону противные поступки и обиды» муллы Баязита Кутлукаева. Мулла не откликался на просьбы читать молитвы на похоронах, что заставило жителей обратиться в этот суд, а также добиваться вмешательства ОМДС и назначения для них нового муллы. Аналогично в 1831 г. жители села Базитамак Бирского уезда Оренбургской губернии обвинили своего имама Шарафутдин-Мухамета Рахимова в пренебрежении их нуждами. В прошении на имя царя Николая они жаловались, что имам покидал село без всяких объяснений, оставляя крестьян без предстоятеля на молитве. Рахимов заслужил недовольство жителей, которые страдали в первую очередь от его отказа проводить погребальные обряды для дорогих им людей. В прошении упоминался один случай, когда родственникам пришлось приглашать на похороны имама из другого села. Абдулвахит Рысемятов обвинял его в незаконном присвоении средств, предназначенных для сельской школы, а Фейзулла Ишекеев жаловался, что имам дважды так сильно его избил «без всякой заданной причины», что он начал ощущать «от побоев его великое нездоровье». ОМДС присоединилось к осуждению Рахимова, назвав его действия «не токмо противно магометанской религии и правил оной, но и высочайших узаконений». Оно приказало уездному суду сместить имама с должности и отклоняло многочисленные апелляции, которые он подавал вплоть до 1836 г. [176] Там же. Д. 46. Л. 8–9; Д. 625. Л. 1 – 1 об., 5, 13, 15, 21 – 22 об.