Олег Акимушкин - Очерки истории культуры Средневекового Ирана

О библиотеках Ирана, имевших статус публичных, ом. [92, с. 148, примеч. 9

Попытку определить закономерность в вариациях формата мусульманских рукописей предприняли М. С. Булатов и В. Г. Долинская [40, с. 170-184]. Их вывод о том, что эти пропорции выражаются "прямоугольниками: 1:1, 2:1, 3:2, 4:3, 7:5, 8:5, 9:5" (с. 184), представляется нам малоубедительным, так как он основан на ничтожном числе привлеченных списков. В замерах было использовано 96 рукописей и 12 миниатюр, причем замеры этих рукописей производились 55 раз по размерам миниатюр, 30 — по джадвалу (рамка из нескольких цветных линий, окаймляющая текст в рукописи) и 11 раз — по размерам листа. Далее, подавляющая часть указанных списков была произведена как подарочные экземпляры. Такие рукописи практически не отражали книжной продукции, представленной простыми, неукрашенными и скромными списками, которые были предназначены для средних слоев города и которые были им по карману. С нашей точки зрения, чтобы говорить более или менее обоснованно об определенных закономерностях в размерах рукописей (которые были, видимо, выведены эмпирическим путем, а затем обоснованы математически), необходимо замерить во много раз большее число списков

Нами взят здесь зар' и шар' и, т. е. "канонический арабский локоть". 3ap'и исфахани составляет а/5 канонического и равен 79,8 см

Следовательно, его размеры 99,75X74,8 см. Другой Коран, переписанный этим же мирзой в 827/1423-24 г., хранится в Мешхеде в Библиотеке Ас-тан-и кудс (№ 414) [73, с. 77-78; 56, с. 31].

Мраморный пюпитр, расположенный во дворе мечети Биби-ханым в Самарканде [датируется временем Улуг-бека (уб. 1449)], был изготовлен для списка Корана еще более внушительных размеров: "...при толщине 54, ширине — 110 и длине 220 см" [40, с. 182-183

В связи со сказанным вызывает удивление позиция, занятая в данном, вопросе исследователем обсуждаемого сочинения Ю. С. Мальцевым. Последний не приводит перечисленных выше доводов, говорящих в пользу принадлежности настоящего сочинения Наджибу Хамадани. Вместе с тем Ю. С. Мальцев не приводит также каких-либо веских фактов или аргументов, могущих поставить под сомнение правильность этих доводов. Все это, однако, не мешает Ю. С. Мальцеву выражать сомнение относительно авторства Наджиба Хамадани и считать вопрос об авторе сочинения пока открытым, а само сочинение объявить анонимным, что нашло свое отражение даже в заглавии исследования Ю. С. Мальцева — "Анонимная персоязычная космография XII века "Аджа'иб аинмахлукат ва гара'иб алчмаоэджудат" как историко-географический источник" (Душ., 1972, автореф. канд. дис.). Естественно, что при подобных обстоятельствах мы не можем принять точку зрения Ю. С. Мальцева, поскольку она не подкреплена ни фактами, ни аргументами. Более того, исходя из современного уровня наших знаний памятников средневековой персидской литературы, мы не можем считать эту точку зрения оправданной даже доводами такого порядка, как соображения высокой научной требовательности или научной осторожности

Исследованию Маджма' ал-гара'иб была посвящена специальная работа афганского ученого Мухаммада йакуба Вахиди, представленная в качестве диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Однако, по крайней мере насколько можно судить на основании автореферата этой диссертации, она не вносит надлежащей ясности в сложный вопрос установления точной даты написания названного памятника [45, с. 7-8

Например, употребление их в таком значении у автора XIV в. Шабангара'и (Маджма' ал-ансаб, рук. ИВ АН СССР, С 372, л. 13а) или у автора XVI в. Амина Рази (Хафт иклим, рук. ИВ АН СССР, С 605, л. 3а)

У историографа XVI в. Хондамира в Хабиб ас-сиййар есть рассказ о должностных злоупотреблениях Малик аш-шу'ара Муиззи, присваивавшего себе стихи подчиненных ему поэтов. Этот рассказ целиком приводит В. А. Жуковский, излагая эпизод вступления Анвари на придворную службу через Малик аш-шу'ара ,[70, с. 11-113

Эти не дошедшие до нашего времени персидские трактаты по просодии и рифме часто цитируются в известной поэтике Шамс-и Кайса, составленной в 1232 г

Сочинение не издано, рукописи его редки. Здесь цитируется по рукописи ИВ АН СССР, шифр А 253, с. 188-189. О рукописи см. [9, с. 380, № 2919; 94, № 15

То же в последующих изданиях, например [195, с. 213-214]. См. также русский перевод — [119, с. 212-213]. В других общих работах сведений еще меньше. В ряде общих трудов по истории персоязычной литературы исфаханский литературный круг даже не упомянут (например, [114, с. 5-211

[164, с. 63-64]: "... в ней нет ничего общего с нашими "водевирами" {вакхическими стихами) и застольными песнями"

Это четверостишие в тегеранском издании дивана Камала Исма'ила отсутствует. Цит. по [78, с. 30]

Издатель дивана расшифровывает: "каф — это каталбан — "сводник, подлый человек", дал — это даййус — "рогоносец, негодяй"" (Дж., с. 395)

Хаджвы поэтов IX-X вв. не включались в диваны, но некоторое представление о них можно составить по отдельным строкам, приведенным составителями фархангов — персидских толковых словарей. По наблюдению Е. Э. Бертельса, они не содержат ничего, кроме грубой и циничной брани [22, с. 304

Это кит'а, с незначительными редакционными отличиями, вошло и в диван Камала Исма'ила (К., с. 440). Оно, по-видимому, было популярным, так как разделило участь "странствующих", встречается также в отдельных списках дивана Аухад ад-Дина Анвари

В. А. Жуковский излагает точку зрения А. Кремера, подчеркивая ее справедливость [70, с. XI