Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

Но в 1790 году московские купцы выступили с жалобой на горсть еврейских купцов в Москве, обвиняя их в подрыве торговли. «Совет Государыни», рассматривая это дело, «нашел, что и по существующим здесь законам не имеют евреи никакого права записываться в купеческие российские города и порты, да что и от допущения их к тому не усматривается никакой пользы; что могут они, однако ж, на основании изданных законов, пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии и что сие право можно бы еще с пользою распространить на наместничество Екатеринославское и Тавриду». И в соответствии с этим в 1791 году последовал указ Екатерины II Сенату: «Рассматривая, с одной стороны, поданные нам прошения от евреев касательно незаписи их в смоленское и московское купечество, а с другой – представленные нам от генерала, главнокомандующего в Москве и тамошней губернии князя Прозоровского обстоятельства, до сего же случая относящиеся, и соображая всё то с законами, находим, что евреи не имеют никакого права записываться в купечество во внутренние российские города и порты, а только по указам нашим дозволено им пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии. Подтверждая о точном наблюдении изданных о сем постановлений, мы признали за благо распространить таковое право гражданства евреям, сверх белорусских губерний, на Екатеринославское наместничество и область Таврическую».

Этим указом было положено начало черты оседлости. Но не преднамеренно. В условиях тогдашнего общественно-государственного строя вообще и еврейской жизни в частности правительство не могло иметь в виду создать для евреев особое стеснительное положение, ввести для них исключительные законы в смысле ограничения прав.

И действительно, по условиям того времени этот указ не заключал в себе решительно ничего такого, что бы ставило евреев в менее благоприятное положение сравнительно с христианами. Хотя городовое положение 1785 года не препятствовало переходу купцов из одной губернии в другую, вековой порядок, прикреплявший обывателей к месту, всё еще продолжал держаться в общественной жизни. Мещане, например, не могли переходить из одной губернии в другую, и, следовательно, евреи, почти поголовно, за исключением малого числа купцов, записавшиеся в мещанство, не могли бы, по общему правилу, переселяться из губернии в губернию, если бы указ 1791 года не подтвердил, что евреи пользуются свободой передвижения в белорусских губерниях. Таким образом, указ 1791 года не только не вносил какого-либо ограничения в права евреев, но, напротив, подтверждал их привилегированное в данном случае положение; вводя евреев в границы белорусских губерний, указ не создавал ее «черты», не отгораживал евреев от христиан: пред евреями были открыты новые области, в которые по общему правилу нельзя было переселяться. Самое большее, что указ сделал в смысле ограничений, – это то, что он отменил исключительно благоприятное положение, в которое евреи были поставлены благодаря праву записываться в смоленское и московское купечества. Да и обстоятельства, вызвавшие указ, не дают оснований предполагать, будто имелись какие-либо причины принять исключительные меры в отношении евреев как таковых. Религиозный мотив или опасение за вредное влияние на христиан, как явствует из вышеприведенных данных, решительно не играли в этот момент какой-либо роли. Вопрос заключался лишь в том, что полезно. Торговая деятельность евреев во внутренних городах, по мнению Совета, не приносит пользы, поэтому прежняя льгота, дарованная евреям, уничтожается. Переселение евреев в новый край сулит государству выгоду – общее стеснение свободы передвижения отвергается на данный случай, и евреям предоставляют доступ в новый край. То же самое было три года спустя: указом 1794 года подтверждалось, что евреи пользуются правом отправлять купеческие и мещанские промыслы в губерниях, отмеченных в указе 1791 года, равно как и во вновь перешедших от Польши к России: Минской, Изяславской и Брацлавской губерниях; вместе с тем для них были открыты новые губернии: Черниговская, Киевская и Новгород-Северская.

Центр тяжести заключался не в том, что то были евреи, а в том, что то были торговые люди; вопрос разбирался не с точки зрения национальной или религиозной, а лишь с точки зрения полезности.

Но если бы в 1791 году и было смутное желание не давать евреям разбрестись по России, то оно не находилось в резком противоречии с положением значительной части христианского населения, скованной в той или другой форме в праве передвижения.

Однако несомненно, что с указа 1791 года ведет свое начало черта оседлости. Льготное условие, вытекавшее из права свободного передвижения в некоторых губерниях, превратилось в ограничение. С этого момента признается, что евреи, независимо от положения соответствующих классов христианского населения, пользуются жительством только в губерниях, упомянутых в указе 1791 года и соответствующих позднейших актах; черта оседлости (хотя само слово «черта» тогда еще не получило права гражданства) считается прочно установленной, и вопрос о ней не возбуждает сомнений.

С третьим разделом Польши в состав черты вошли Виленская и Литовская губернии. В 1799 году право гражданства было распространено и на евреев Курляндии, которая, таким образом, также была присоединена к черте. Положение 1804 года к числу губерний, доступных евреям, отнесло также Астраханскую и Кавказскую. Позже черта расширилась Бессарабской губернией.

В дальнейшем площадь черты оседлости постепенно урезалась.

В 1829 году из черты была выключена Курляндия – право проживания сохранилось там лишь за теми евреями, которые были занесены в последние ревизские сказки. Мотив этого распоряжения довольно прост: уменьшение числа евреев. А в 1835 году были исключены из черты Астраханская и Кавказская губернии. В Астраханской губернии было всего-то 49 евреев; губернатор свидетельствовал, что их пребывание в крае весьма полезно, так как ощущается недостаток в ремесленниках, но комитет министров признал присутствие евреев «вредным для распространения азиатской торговли», и горсточка евреев подверглась выселению.