Цецилия Кин - История Италии. Том II

Несмотря на подавление восстания 1797 г. и тяжелые неудачи предыдущих лет, пьемонтские республиканцы мужественно продолжали борьбу, хотя позиция, занятая Бонапартом в отношении республиканского движения в Пьемонте в самые острые для него моменты в 1796 и 1797 гг., глубоко разочаровала многих патриотов, связывавших столько надежд с именем этого человека. Бонапарт решительно отказался поддержать пьемонтских республиканцев в их попытках свергнуть монархию, так как строил планы использования пьемонтской королевской армии в войне с анти-французской коалицией. Заявив незадолго до восстания королевскому представителю в Милане, что он не окажет ни малейшей помощи республиканцам Пьемонта [52] N. Bianchi. Op. cit., v. 2, р. 625. , Бонапарт развязал королю руки для жестокой расправы с восставшими.

Вскоре иллюзиям, которые питало большинство итальянских патриотов относительно освободительной миссии Бонапарта в Италии, был нанесен еще более тяжкий удар. Несмотря на петиции и просьбы всех венецианских городов о присоединении их к Цизальпинской республике, Бонапарт, заключив в октябре 1797 г. мир с Австрией в Кампоформио, передал ей территорию Венеции. Эти события дали доказательство того, что ради своих личных целей и целей французской завоевательной политики Бонапарт был готов использовать отдельные части итальянской территории как разменную монету в дипломатической игре и жертвовать интересами итальянского патриотического движения. Стало обнаруживаться, что, сокрушая отжившие порядки в Италии и отчасти поддерживая республиканское движение, Бонапарт заботился не столько об итальянских национальных интересах и торжестве республиканских принципов, сколько о создании здесь таких условий и такого политического строя, которые позволили бы Франции занять господствующее положение на Апеннинском полуострове и выкачивать из страны ее богатства.

Эта политика, отражавшая усиление антидемократических и антиреволюционных тенденций среди господствующих кругов Франции и проводившаяся (пусть с теми или иными нюансами) как Бонапартом и другими французскими военачальниками, так и гражданскими агентами Директории, определила характер государственного устройства новых итальянских республик и наложила глубокий отпечаток на их политическую и общественную жизнь.

Государственная структура Цизальпинской и Лигурийской республик во многом напоминала французскую, поскольку она опиралась на конституции, представлявшие собой почти точный слепок с французской конституции 1795 г., отменявшей всеобщее избирательное право и значительно урезывавшей демократические права народа. Формально власть на территории каждой из этих республик осуществляли законодательный корпус и директория из 5 человек. Однако их состав не избирался, а почти целиком назначался французскими генералами и комиссарами парижской Директории. Например, все члены законодательного корпуса и директории Цизальпинской республики были первоначально назначены Бонапартом. Французы с неусыпным вниманием следили за постановлениями высших органов власти в итальянских республиках, вмешивались в их деятельность, а в тех случаях, когда считали это необходимым, бесцеремонно перекраивали их состав. Следовательно, итальянские республики не являлись суверенными, независимыми государствами. Они должны были служить послушным орудием французского господства и прикрывать его фасадом республиканских институтов. Робкие попытки властей Цизальпинской республики добиться большей самостоятельности тотчас же пресекались. В начале 1798 г. ее подчиненное положение было официально закреплено договором с Францией, обязывавшим республику ежегодно выплачивать 18 млн. франков на содержание французского оккупационного корпуса, участвовать совместно с Францией во всех войнах и создать с этой целью собственную армию.

Своей социальной опорой на занятых итальянских территориях Бонапарт сделал умеренно и консервативно настроенную буржуазию и дворянство. За несколько дней до провозглашения Цизальпинской республики в июне 1797 г. Бонапарт успокоил и ободрил эти слои, заявив в речи в Милане, что «богатый и дворянин не должны считать себя ниже всякого другого, кем бы он ни был» [53] АВПР, ф. Сношения России с Сардинией, 1797 г., д. 133, л. 139. . Именно представители этих слоев общества заняли большинство мест в государственном аппарате Цизальпинской и Лигурийской республик — как в правительстве, так и на местах, во вновь созданных муниципалитетах. «Все дышит умеренностью и идеей уважения лиц, обладающих собственностью, и примирения дворян и зажиточных с рождающейся республикой», — писал в 1797 г. выразитель настроений этих кругов Пьетро Верри [54] Цит. по: R. De Felice. Op. cit., p. 27. .

Чтобы привести социальную структуру в известное соответствие с новыми политическими институтами, расширить поле деятельности буржуазии и укрепить ее положение, были ликвидированы архаические правовые нормы, обеспечивавшие неприкосновенность и неотчуждаемость феодальной собственности — фидейкомиссы, майораты, право «мертвой руки»; вводился гражданский брак, женщины уравнивались в правах с мужчинами при завещании наследства. Все религиозные ордена и корпорации были упразднены и их имущество конфисковано. Правительство Цизальпинской республики, вынужденное под давлением острых финансовых трудностей приступить к распродаже образовавшегося таким образом фонда «национальных имуществ», не позаботилось о том, чтобы привлечь на свою сторону крестьянство и мелкобуржуазные слои: церковные земли прибрали к рукам французские военные поставщики, должностные лица, спекулянты и отчасти крупная буржуазия.

Этими мерами ограничивались в основном социальные преобразования в республиках. Бонапарт и его преемники на посту командующего французской армией в Италии устраняли всякую возможность проведения революционных преобразований, которые отвечали бы интересам народных масс. Делая ставку на богатых собственников, которых он хотел превратить в главную опору французской гегемонии в стране, Бонапарт стремился не допустить дальнейшего подъема демократического и республиканского движения и обуздать тех революционно настроенных патриотов, чей голос все громче раздавался в Милане.