Петр Словцов - История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Отказная грамота Новгорода от земли Двинской и Пермской, II августа 1471 г., и Духовная Иоанна Великого 1504 года. Акты Арх. Эксп. и 2-й том Древней Вивлиофики .

Из ногайских грамот, помещенных в продолжении Древней Вивлиофики , и из собрания государственных грамот выписываются все слова, сказанные или писанные о сибирском князе Едигере и потом о сибирском царе Кучуме в предположении — нельзя ли из этого извлечь что-нибудь дельное.

О Едигере. Царь Иоанн 13 сентября 1563 г. объявил ногайским посланцам (часть X), что сибирского князя Едигера посланца Чибиченя повелел отпустить.

Там же, в грамоте к ногайскому князю от 22 сентября, царь писал: «Твоей дочери, жене сибирского князя, и сына ея не отпустил к тебе для того, что зять твой, сидя в Сибири на нашем юрте, не дает дани, за что я хочу ему мстить и доступать тот юрт, дабы после наделить им твоего внука. На сей раз я не отпустил к тебе сибиренина Тагикина, потому что он пришел ко мне из Сибири в посольстве от царевича Ахмет-Кирея, а сибиренина Чибиченя велел отпустить». В грамоте царя Феодора I к Кучуму от 1597 г. выводится родословие владетелей сибирских, как будто бы последовательно правивших Сибирским юртом, т. е. после Ибака князя Тайбучина рода, после них Махмет К…, после него князь Кизый, после князь Едигер, и все они давали (будто бы) дани отцу и деду Феодора.

О Кучуме. В 1564 г. ногайский князь, преемник Измаила (часть XI), писал к царю, что между ими и сибирским царем ходят люди ветовые, и «ты бы Маминшиха и Тагикина батыря, приехавших к тебе из Сибири, отпустил: они люди мои из Тюркмен-улуса, а сибирский посланец Тагикин в Сибири был мне другом». В июне 1565 г. царь, посылая к ногайскому князю посланца, велел говорить, что сибирский царевич Муртаза (вероятно, Маметкул) наделал множество обид моим данникам, и поэтому Маминшиха и Тагикина отпустить непригоже.

В 1577 г. к Лачинову, к ногаям посланному, приезжал от имени сибирского царя посланец Тайляк и говорил, что Кучум хочет быть в дружбе с царем московским. Этот Тайляк прислан к Ик-Мирзе за лошадьми и овцами, следовавшими от Мирзы в калым за дочь Кучумову. Другой посланец, Мальцов, доносил царю, что сибирский царевич Алекочума (алей Кучумов) женился на дочери ногайского князя, который вскоре писал к царю, что, выдав дочь за сына Кучумова, сроднился с царем сибирским. В марте 1578-го, а не 1575-го, как написано в книге, царь, изъявляя удовольствие насчет нового родства, извещает, что прошлым летом был в Москве от Кучума посланец, с обещанием давать дань, какая издавна лежала на сибирской земле, и что царь хочет брать ее по старине, за чем и отправлен с Кучумовым посланцем Добыча Лачинов. Отсюда следует, что первая грамота от Кучума, вольного человека (Усбека), привезена была в Москву в 1577-м, несмотря на то, что она во 2-й ч[асти] государственных грамот напечатана под 1570 годом. Этот татарский барон выказывает в своем послании и самохвальную решимость к войне, и податливость к миру. В той же части государственных грамот выставлена под 1571 г. присылка посланца Таймоса и гонца Аисы, которые от лица Кучума привезли тысячу соболей; и договорились ежегодно за сибирскую землю давать дани по 1000 соболей и для посланца по 1000 белок, и сему договору, утвержденному в Москве, надлежало свершиться в Сибири, при свидетельстве посланца Третьяка Чабукова, который и отправился с приезжими двумя татарами. Тут, в сообразность с прежнею пересылкою, надобно вместо 1571-го подразумевать 1578 год. Нельзя упрекать меня в самоуправстве хронологическом, потому что в самой выписке из титулярника заметна путаница во времени и в написании года: то 1699, то 1572 г.

В грамоте к тарским воеводам 1597 г. Кучум, изгнанный и скитающийся по Вагайской степи, просит их, чтобы из захваченной посылки, которая была везена к нему, отдать один тюк с лекарствами от глазной болезни. Грамота скитальца оплавляется: «Бог богат».

Царь Феодор в грамоте 1597 г. укоряет Кучума в прежнем убийстве посланца Третьяка Чабукова, присланного за данью (за свершением договора) и в многократных нашествиях на пермскую землю (которые, впрочем, надобно относить не к Кучуму, а к вторжениям вогуло-остятских партий). Царь христианский, забывая все неправды хана-убийцы, приглашает сего степного скитальца приехать в Москву и воспользоваться великими милостями, по примеру сына и племянника. Едва ли эта грамота дошла до Кучума, который в том году исчез с глаз Сибири.

Вот все положительно известное об Едигере и Кучуме.

По соболю и белке с головы 30 700 улусников Едигеровых.

Искер по производству с яз[ыка] татарского значит старое городище, чем он и был до занятия Кучумова.

Ермак сказывал о своем происхождении, что дед его был посадский Оленин, а отец, принужденный искать пропитание инде, сперва приютился на Усть-Каме, потом переселился, с прозванием Поволжского, на Чусовую к Строгановым, с двумя сыновьями, из коих один назывался Василием, т. е. он сам. Тут Ермак привык к разгульной жизни на судах; после чего оставался шаг до известного промысла каспийских флибустьеров. Поэтому Ермак, с возвращением на Чусовую, увидел свою родину; следственно Горнашитская пирамида, для Тобольска вытесанная в память Ермака, может считаться поминком родины (из Тобольского Сборника ).

Фишер на стр. 134 и 135. То же у Миллера. Кажется, что Ермак, отправив Кольцова в Москву с донесением о покорении Сибирского царства и с богатым приношением даней, желал присылки войска, а не смены себе. Ибо, когда кн. Волховской от царя прибыл на Искер с 500 ратников и с преимуществом власти, Ермак перестает действовать, не заботится о продовольствии прибывших казаков, умирающих от голода и цинги, пока не скончался воевода Волховской. Тогда Ермак опять начинает принимать известные ему средства к обеспечению здоровья команды. Чему это приписать? Ошибке ли воеводы или оскорбленному честолюбию Ермака?

С чего стали называть известные орды татарами? Этот вопрос, по словам о. Иакинфа, рассмотрен худо Клапротом; но и решением самого критика, помещенным в Записках о Монголии , решением натянутым, едва ли можно удовольствоваться.

Дела, столбцами писанные до 1700 г., замечены мною в Верхотурье, близ Туринска в Панаевой фабрике, в Нерчинске и Якутске. Есть и в Кузнецке до сотни столбцов, восходящих к царствованию Михаила и без описи легко исчезающих, как и недавно (после 1822 г.), было взято несколько столбцов бывшими начальниками. Не святотатство ли это для истории? Вообще старина юридическая попалась в опалу с открытия наместничеств, все прежнее было брошено с пренебрежением.