Петр Словцов - История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Исчертив Сибирь разъездами, почти везде, где бывали ярмарки, слыхал я от стариков приятные воспоминания о былых торговых временах. Что ж это значит? Богаче ли был тогда сибиряк русский? Если вспомним унизительный отзыв Сибирского Приказа, если сошлемся на исключение, в 1706 г. (13 октября) сибирякам данное, чтобы по скудному состоянию позволить им одеваться, как прежде одевались, если не забудем внутренних акцизов 1693 г., проникавших в каждый кусок, то в чем скрывалась бы сладость воспоминания? Не в воззрении ли на стечение служителей торговли, на живое движение и перемещение кип, тюков, не в одном ли воззрении на веселую, шумную сцену жизни? Конечно, падали крохи от стола, от платы за квартиры, от провозов, но все крохи, а не богатство. Заключим насчет пересказов, что старость не лжива, а сбивчива.

То неоспоримо, что сибирский житель, от бобыля до гостя, если бы последнему было тогда место в Сибири, не всегда был свободный хозяин продаваемого товара, но пайщик от безыменного лица; если же и удавалось кому быть хозяином независимым, то продавал он потаенно; это стеснение водилось не в городах, а на дальних ярмарках. Ибо на чем основана привычка, доныне продолжающаяся в северных ярмарках, чтобы продажные шкурки носить скрытно, под полою, как не на старинном опасении денного грабежа? Пожалуй, примем сказываемые истины за клеветы, доказательства за натяжки, и станем вместе удивляться, отчего бы в самом деле не быть сибирякам тогда богатыми, когда произведения сибирские требовались [165]и кроме мягкой рухляди, как то: струя бобровая и кабаргиная, каменное масло и лекарственные растения, в казенные места? Оттого, отвечаем, что анбары и гостиные дворы по городам набиты единообразным товаром, что статьи их царства растительного и ископаемого долженствовали быть или малочисленны, или малоценны, как, напр., Мамонтова кость, по-повсеместной находке и по ограниченному требованию. Где ожидать бы лучшей ценности, как не в Архангельске? Посмотрим же у Чулкова тамошнюю ценность:

Выдра — 10 — 6 р.

Куница — 40–24 р.

Белка — 1000 — 21 р.

Горностай — 40 — 2 р. 50 к.

Зайчина — 1000 — 30 до 40 р.

Струя бобровая — 1 фунт — 3 до 6 р.

Бочка смолы — 8 пуд. — 1 р. 39 к.

Губа лиственнич. — 1 [пуд] — 1 р. 5 к.

Холст хрящевый — 1000 ар. — 8 до 20 р.

Юфть — 1 пуд — 3 до 4 р.

В первые годы завладения Сибирью фунт бобровой струи продавался [за] 40–50 к., потом до 1776 г. держался в Ирбити на 8–9 р., а ныне дошел до 500 р. и более. Из этого понятна постепенность истребления фамилии бобровой.

Вот архангельские цены в конце нашего периода, или около 1710 г. Они за несколько лет были еще сходные, а около 1710 года отпуск товаров из Архангельска начинал меняться в пользу новой столицы. Вычтите провозы, верхотурские пошлины, расходы при порте, и вы увидите, что цены на показанные статьи должны упасть в Сибири наполовину. Мы не утверждаем, чтобы привоз к порту поименованных статей шел точно из Сибири, но выстаиваем историческую цифру, что цены соименных портовых товаров должны в Сибири быть менее вычтенным количеством известных расходов, и что сибиряку, при груде богатства, не от чего богатеть.

В 1705 г., 8 мая, в день Иоанна Богослова, играли в Тобольске, близ одной церкви, комедию, одну из драматических рапсодий киевского сложения, введенных в Тобольске при митрополите Филофее. Сборник прибавляет, что в наказание взошла туча с бурею и сорвала маковицу с церкви, а крест с соборного алтаря. Такой толк характера ли времени или просто звук невежества, которое всегда и везде негодовало против новизн, которое обвиняло и умного Матвеева в безбожном чернокнижии за фармацевтику? В отдельной толпе наружных пустосвятов или корыстолюбцев, или посадских и бобылей, или крестьян и казаков, не так легко заметить характер. Они делают хорошо или худо, то по набожности, то по движению темперамента, то по увлечению запинающей страсти, то по навыку, то по примеру или наглядке, но при всех этих побуждениях можно жить без характера. Равномерно нравы, по которым это делаем или того не делаем, также и обычаи, по которым живем так-то и не иначе, не поясняют характера. Характер народа, грубого или образованного, есть беглый почерк головы и сердца, всякому не чуждый и никому в особенности не принадлежащий, потому что у каждого есть своя резкая особливость против общего оттиска. Это стиль кисти такой-то школы с бесчисленными отменитостями.

Можно бы доказать из летописи и законов, что отличительное свойство сибиряков во II периоде состояло в буйственной дерзости и жестокости, если бы предмет был особенной важности. Вот два примера! В 1679 г. при пасхальном служении новоприбывшего митрополита Павла вместо прежнего: смертию наступи на смерть, певчие пели: смертию смерть поправ; и три старика пошли за преосвященным, кричали с негодованием и называли его латинщиком. Разумеется, что они схвачены; но набожность, суеверие, самое невежество и все подобные имена, на которые можно бы складывать вину, удовольствовались бы домашним выражением негодования или сомнения или пожелали бы услышать изъяснение в приличное время, если бы в буйственной дерзости не полагались на общее одобрение. Припомните теперь поступок сибирских крестьян над гонцом, ехавшим к контайше; они, как худые люди, могли ограбить его, но высечь жестоко, по примеру красноярского воеводы, есть пятно нравственной дерзости и жестокосердия.

Не следует ли заключить по доброй логике, что сибирский характер, какой тогда выражался в быту житейском, есть наследство, доставшееся от первых пришельцев с винтовкою, наследство, которое делили все, от промышленника до поселянина, от казака до воеводы? Сколько было следствий, в нашем сочинении умолчанных, и следствий тяжких над воеводами Средней и Восточной Сибири!

Сибирские насельники русского происхождения делятся на два отдела: свободныхи податных.

К отделу свободныхпринадлежат три состояния: духовенство, должностные трех степеней до приказного включительно и казаки служащие, под именем которых разумеются разные воинские люди, как не раз уже было поясняемо. Сии состояния, свободные от народной подати и рекрутства, служили стране христианским назиданием, правлением и утверждением законного порядка. Они распространяли свое влияние на всю Сибирь христианскую и языческую, и размещались от Верхотурья до Нерчинска и Анадырска, не исключая и Камчатки. Итог свободного отдела, к концу II периода, выводится в 21 831 м[ужского] п[ола], а число казаков, за исключением 3 полков, Бейтоном и окольничим Головиным увлеченных за Байкал, где они вымерли беспотомственно, и за исключением 4-й части, погибшей разнообразно на службе северно-восточной, числится свыше 14 000 и это maximum, какого никогда не бывало. Надобно повторить, что казаки, атаманы и боярские дети, которые происходили из податного состояния, не освобождались от податей [166].