Петр Словцов - История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Казаки были и беломестные. Я упустил эту беломестность подтвердить выпискою слов из воеводской Наказной Памяти, в 1693 г. писанной к прикащику Киргинской слободы и сокращенно мною упомянутой выше. Вот слова: «с тутошних крестьян и с беломестных казаков взимать таможенные и всякие подати по 10 денег с рубля по оценке, а с приезжих людей, кои учнут торговать всяким товаром, по гривне с рубля». Кроме беломестности, подтверждаемой грамотою, опять возвращается здесь прежний вопрос, выше мною заданный: до которых годов законодательства деньга должна быть принимаема в значении копейки? В упоминаемой грамоте 1693 года, кажется, деньга сказана в значении счетной деньги и если это справедливо, то деньга перестала быть копейкою прежде 1693 года.

Во избежание пестроты, мы показываем все сословие свободным, пока deficit податных не приведет к различению сословия.

Котделу податныхпринадлежали: а) крестьяне и ямщики с своим поколением и с бобылями, к ним присоединившимися; б) посадские из промышленников, по большой части окоренившиеся в городах и острогах; в) крестьяне, по воеводским вызовам пришедшие; г) крестьяне разных наименований, самовольно переселявшиеся в разные времена двух периодов. Надобно признаться, что летописцы нигде не говорят о двух значительных количествах беглых, какие означены в приложенной табели под бук. «А», количествах, сперва исподволь рассеявшихся по Сибири с 1600 по 1662 г., потом в течение 47, и особенно с 1680 до 1686 года [167], большими ватагами уклонявшихся в Сибирь, то во время волнений, в крепостном классе происшедших, то во время гонений, после строгих указных статей, в 1685 г. (7 апреля) изданных против старообрядцев, то во избежание рекрутских наборов; и поэтому в угодность малосведущих летописцев несправедливо было бы уменьшать колонизации, в табели означенные, и подтверждаемые явными событиями переселений, в свое время правительством замеченных.

Каким образом, спросят, могли своевольно вторгаться в Сибирь большие ватаги людей? Но мы спросили бы наоборот: какие средства воспрепятствовать своевольным вторжениям? На длинной черте, какова от Верхотурья до Исети, полиция тогдашняя, по своей ничтожности, была не в силах удерживать потоки людей; с другой стороны, воеводы находили свой счет потворствовать приумножению переселенцев, переселенцы же на местах водворения иногда не прежде были узнаваемы, как когда разрубят леса и подымут пашенные выгоны для вторых или третьих посевов. Ибо полевая независимость ускользнувших из России нескоро вызывала к знакомству с городами и властями; приходило, однако ж, время, когда власти узнавали о новичках и оброком десятинной пашни мирили беглецов с казною. Отсюда произошли в Сибири починки, также заимки частные и духовные, получившие впоследствии настоящие названия деревень; отсюда частные заводы увеличились в силах человеческих. Итог податных состояний к концу периода восходит до 130 957, за исключением 3 с лишком тысяч, которые близ границы полонены или побиты, или там и сям сожглись в жалкой восторженности.

К числу податных также причислялись не только потомки преступников, но и сами преступники, потому что по приходе на места поселения пользовались льготою не более года, а с первого появления уже вносились в окладные книги. Не повторяя прошений законных, по которым преступники были отсылаемы в Сибирь, мы обязаны здесь дать отчет в правиле, каким руководствовались для II периода, в определении числа их; и это правило заимствовано из осьмилетнего срока, с 1719 по 1727 год (указ. 17 сентября 1742). Конечно, этот срок за чертою периода, но напряженность преступности и дух законной строгости должны быть одинаковы в смежное время и в одно почти царствование.

В исчислении женского пола наблюдена умеренность, в соответственность исторических воспоминаний. Одно духовенство и чиновные лица высшей и средней степени приезжали в Сибирь семейно, но, по причине срочного в Сибири пребывания чиновников первых двух степеней, беспримесная чистота крови русской долго принадлежала одному духовенству, как посягавшему на браки в семействах своего чина. Должно, однако ж, припомнить, что и ямщики, и крестьяне, казною или по вызовам переселенные, равно крестьяне беглые, были напутствуемы женами своей родины. Сословие казаков, приходивших или приезжавших на службу одиночками, исключая немногих случаев, оно, как сословие храбрых, завоевало себе подруг разными приемами стратегии чувственной, и в России, и в Азии. Для чего бы не повторить, что поколение в этом сословии первоначально пошло от крови татарок, которые, быв обласканы смелыми пришельцами, взошли на ложе их, впоследствии законное, по подобию сабинянок, и, с чертами кавказского отродья, не обезобразили мужественного потомства. К концу периода выводится женских жизней русского имени 76 439, а всех обоего пола в обоих отделах — 229 227.

В это время города с округами считались более населенными: Тобольск, Верхотурье, частию Тюмень, более Тара, Томск и Енисейск. В Сибири старой и середней исчислено податных дворов с небольшим до 28 000, а в 4 восточных воеводствах с уездами, сообразно с правительственными счетами, полагается податных дворов около 3600, именно: в Илимске 1100, в Иркутске от Оки 1500, в Нерчинске 600 и в Якутске 400. Окончательно выходит по всей Сибири податных дворов 31 676, а всех с неподатными — 37 046.

Сказав главные числа из табели сибирской населенности, составленной применительно к актам своего времени, мы выдаем ее за правдоподобную тем с меньшим сомнением, чем ближе она подходит к государственной цифре 1711 года в числе дворовом, как окажется в начале III периода. Упрек, какой можно бы сделать табели в уменьшении жителей Поморского края, сам собою исчезает, когда захотят прочитать указ 1686 года [168]насчет поморских городов, из которых не в долгое время убыло из 71 000 дворов две трети, или когда захотят повторить ответ самого Петра архангельскому губернатору. Когда губернатор в 1714 г. (6 мая) представлял, что не с кого брать рекрут, царь, соизволив на новую поверку дворов, примолвил: не все крестьяне ушли на Дон и в Сибирь. Такая примолвка есть непререкаемая защита табели.

Сообразно усмотрению, что население Сибири, особенно Восточной, частию оплодотворялось преступниками, теперь безвестными, может быть расцветшими в потомственных стеблях, наподобие осеченных кустарников, история сибирская и не думает забыть имена известные, которые по своему состоянию достойны бы лучшей участи и памяти.

Если закон есть порука благосостояния обществ, если история есть подруга закона и обвинительница у потомства, то важные нарушители общественного покоя вечно будут призываемы пред народное зерцало возрождающихся поколений. Кто-то сказал, что погребаемые в Якутске остаются до страшного суда в таком виде, в каком хоронятся. Вельможи или мужи меча, заточенные в нее и давно забытые в России, отмщаются здесь и по смерти печальною известностию. И город, видевший великана злополучного, и архив, в котором хранится статейный список, не позволяют умереть ему, действуя заодно с обнародованным приговором правительства. Таким образом, проходя историю страны под руководством письмен государственных, мы невольно встречаемся с лицами, злоумышлявшими против верховной власти или державы, во свидетельство силы закона.