Ирина Свенцицкая - Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

В мистериях, посвященных Кибеле и Аттису, существовал обряд умерщвления быка — тавроболия, тоже своего рода кровавая жертва. В святилище богини — насколько можно судить по археологическим и отрывочным письменным данным — находилось углубление, куда спускался мист. Затем над ним убивали быка, чья кровь проливалась на посвященного. Происходил обряд очищения кровью. Во время оргиастических действ жрец Аттиса оскоплял сам себя, что тоже могло рассматриваться как кровавая жертва и как очищение, переход к новой жизни. Тавроболия существовала и в мистериях, посвященных Митре, например, при приеме новых членов. Митраистский культ также включал очистительное омовение и мистериальную общую трапезу, которые символизировали для мистов обещание небесной жизни. Многие обряды мистерий нам недостаточно известны, так как они держались в тайне. Герой знаменитого произведения Апулея «Золотой осел» (II в.), после всех своих злоключений посвященный в мистерии Исиды, говорит, что он не смеет рассказать о том, через какие испытания он прошел: «Я достиг пределов смерти… снова вернулся, преодолев все стихии». Имитация смерти, судя по изображениям, существовала и в мистериях Митры — пройдя через символическую смерть, человек обретал новую жизнь. Однако мистериальные культы не могли породить новую религию, прежде всего в силу своей замкнутости, обрядового, а не духовного очищения и связи с древними языческими действами. Кроме того, мистериальные обряды знаменовали собой одно и то же, постоянно повторяющееся событие: божество каждый раз умирало и воскресало, каждый раз заново совершалась очистительная жертва. Из этого цикла мог вырваться отдельный посвященный в мистерии человек, но не человечество в целом.

Другой существенной чертой религиозных верований в Римской империи была вера в то, что боги-спасители всемогущи, что почитаемому богу подвластен весь космос. На рубеже эр шел процесс универсализации божества, складывание того, что принято называть языческим монотеизмом. Происходило слияние образов различных божеств, как это было в случае с Сераписом, но если культ последнего был создан в известной мере искусственно, то объединение других божеств стало результатом мифотворчества достаточно широких масс населения. Великая Матерь как начало всего сущего отождествлялась с финикийской Астартой, египетской Исидой, малоазийской Кибелой, греческими Афродитой, Артемидой, божеством подземного мира Гекатой — все они считались ее ипостасями. Вера во всемогущее божество выражалась и в интересе к иудаизму, тем более что в городах восточных провинций жило много иудеев. В грекоязычных надписях содержатся посвящения Богу высочайшему — без упоминания его имени. Можно предполагать, что поклонение этому Богу было результатом влияния иудаизма. А из одной области Малой Азии дошла надпись в честь руководителя синагоги, поставленная от имени коллегии почитателей Бога-шаббатиста — т. е. Бога Субботы. Интерес к религии древних евреев отражен и в литературных памятниках — так, географ Страбон, живший на рубеже эр, с симпатией писал о Моисее [14] Страбон считает Моисея египетским жрецом, который был недоволен существовавшими там установлениями и вывел оттуда в Иудею людей, верующих в Божество (подразумевается — единый Бог). Страбон полагает, что преемники Моисея испортили его установления. и его учении о едином Боге, который управляет космосом и природой сущего. Страбон выделяет и нравственные требования этого учения к верующим: только живущие благоразумно, согласно справедливости, могут получить блага от Бога (География, XVI, 35–36). Влияние иудаизма распространялось и в Риме даже среди принадлежавших к верхушке общества: ходили слухи, что будто и жена императора Нерона Поппея верила в иудейского Бога.

Единое божество в представлениях верующих управляло всем миром. В молитве Луция, героя «Золотого осла», обращенной к Исиде, говорится: «Ты кружишь мир, зажигаешь солнце, управляешь вселенной… мановением твоим огонь разжигается, тучи сгущаются, поля осеменяются, посевы подымаются». Исида названа заступницей рода человеческого, охранительницей смертных. А в надписи с острова Иос сказано, что Исида положила законы людям, отделила землю от неба, указала пути звездам… Но при этом, веря в могущество Исиды, люди не отрицали существования других богов: в той же надписи сказано, что Исида, жена и сестра царя Осириса, освятила участки богов и научила людей почитать их изображения — отказаться от политеизма было очень трудно.

Признавая могущество владык космоса, люди вместе с тем надеялись на их помощь, справедливость, доброту, которой не обладали старые античные божества, часто мстительные, ревнивые к успехам людей, жестокие. В той же надписи с Иоса Исида говорит о себе: «Я сделала справедливое сильным… Я установила закон, чтобы родители были любимы детьми… Я сделала справедливость сильнее золота и серебра… Я сделала так, чтобы прекрасное и постыдное отличались друг от друга по природе…». В Сирии встречаются посвящения безымянному «Богу доброму».

Верующие надеялись, что боги, которым они возносили молитвы, слышат их. В восточной части империи археологи обнаружили большое число посвящений «богам внемлющим» или только одному «богу внемлющему» (без имени), причем эти боги мыслились «чистыми (т. е. лишенными недостатков. — И. С .) и справедливыми» — эти эпитеты также встречаются во многих надписях. Вера в могучих и благих богов или Бога не была уже связана с определенным местом или народностью; распространяется представление об общности человеческого рода — сначала среди философов, а затем и в среде народных масс. Так, в одной из надписей I в. н. э. в маленьком малоазийском городке Панамаре сказано, что в празднествах в честь главного божества этого города — Зевса могут принимать участие граждане, переселенцы и «все люди населенного мира». Вряд ли составители надписи могли рассчитывать на приход к ним людей из разных областей ойкумены, но, приглашая их, они провозглашали единство людей перед лицом божества и его «всемирность».

Верования в благие божества рождали у почитателей вопросы об их собственном поведении, благодаря которому они должны были заслужить расположение богов. В уставах частных религиозных союзов появляются моральные установки. Так, почитатели финикийской богини Астарты требовали от своих членов физической и нравственной чистоты. Интересен религиозный союз (из города Филадельфии в Малой Азии) почитателей Зевса и Богини Матери: он был основан еще в I в. до н. э. местным философом, его устав выбит на камне. В союз принимались на равных мужчины и женщины, свободные и рабы. Члены союза обязывались не замышлять никакого коварства против других людей, не заниматься магией, не изготовлять никакого колдовского зелья, не применять средств, препятствовавших деторождению (на рубеже эр в Римском государстве были распространены аборты). Замужние женщины должны были хранить верность своему мужу («женщина должна быть чиста и не знать другого мужчины»). В свою очередь мужчины не имели права вступать в связь с замужними женщинами, в том числе и с замужней рабыней. За нарушение полагались наказания: публичное покаяние, отлучение от святилища. Добродетельные члены сообщества, как сказано в надписи, получат то, что боги дают своим любимцам. Последняя фраза знаменательна: члены союза, по существу, не смогли освободиться от традиционного языческого представления о языческих божествах, дарующих — согласно мифам — своим любимцам земные блага. Возможно, почитатели Зевса и Матери ощущали недостаточность этого представления, поэтому в уставе не указывалось никакого конкретного вознаграждения; идея спасения в Царстве Божием еще не была выработана. Однако, может быть, не случайно, что именно в малоазийской Филадельфии в I в., согласно Апокалипсису Иоанна, рано возникла одна из первых христианских общин.