Ирина Свенцицкая - Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Филадельфийское объединение не случайно выступало и против магии: наряду с поклонением богам-спасителям, многие люди в первые века нашей эры из самых разных слоев общества, не веря в возможность избавиться от несчастий собственными силами, были увлечены колдовством, различного рода прорицаниями. Представление о том, что окружающий мир наполнен злодеяниями, колдовскими чарами, ясно проявилось в романе Апулея «Золотой осел», в котором использованы мотивы народных верований. Ощущение страха перед темными силами, их мерзости и в то же время нелепости (с точки зрения Апулея, эта нелепость должна снизить ужасы магии) великолепно показаны во вставной новелле о фессалийских ведьмах. Рассказчик этой истории был нанят сторожить покойника от ведьм, а те по ошибке заколдовали сторожа и оторвали ему нос и уши — трагикомические детали усиливали абсурдность происходящего. В конце новеллы рассказчик поведал слушателям, что он стал свидетелем того, как во время похорон юноши египетский пророк по просьбе отца умершего (заплатившему египтянину большие деньги) на время оживляет юношу, и тот свидетельствует, что погублен собственной женой. Оживление было мучительным — юноша молил колдуна отпустить его. Этот эпизод свидетельствовал о существовании веры в возможность оживления умерших, но воспринималось оно как действие колдовских, недобрых сил.

Неудивительно, что люди, подавленные страхами, искали своего рода посредников между богами и людьми. Образованные люди высмеивали эти увлечения, но без особого успеха. Характерно в этом отношении произведение знаменитого сатирика II в. Лукиана «Александр, или Лжепророк». Лукиан рассказывает историю (хотя, вероятно, не без преувеличений) некоего действительно существовавшего Александра, который выдавал предсказания от имени бога-врачевателя и прорицателя Асклепия (во многих местностях этот бог почитался как Асклепий Спаситель). При этом тот объявил, что из яйца в виде змеи родился «новый Асклепий», оживлявший мертвых и предсказывавший будущее. Александр приобрел где-то змею, продемонстрировал ее толпе, а затем стал показывать из-под своего плаща специально изготовленную змеиную голову, которая открывала и закрывала рот, а Александр озвучивал ее «предсказания». К новоявленному пророку стекались, принося ему дары, самые разные люди, в том числе и сенаторы. Лукиан с горечью писал, что человеческая жизнь находится во власти двух величайших владык — надежды и страха и что тот, кто сумеет по мере надобности пользоваться обоими, очень скоро разбогатеет (Александр, или Лжепророк, 8). Лукиан выставляет Александра откровенным шарлатаном, не гнушавшимся никакими средствами, способным на злодеяние (он пытался погубить и самого Лукиана)… Но почитание Александра вряд ли было вызвано только умелым трюкачеством и грубыми суевериями его почитателей. Он, безусловно, обладал даром внушения; его предсказания, какими бы нелепыми они ни казались Лукиану, удовлетворяли тех, кто получал их: эти пророчества отвечали внутренним потребностям поклонников Александра.

Деятельность Александра интересна для историков еще и тем, что, объявив о рождении «нового Асклепия», тот демонстрировал «живого бога», явившегося «здесь и сейчас»: другими словами, давал возможность людям как бы непосредственного общения с божеством. Разумеется, Александр и его почитатели не выходили за рамки глубинных основ языческого мировоззрения. Явленное им божество не было принципиально иным, но лишь новым воплощением Асклепия (свою же дочь Александр объявил «новой Селеной» — т. е. богиней Луны). Вера в возможность соединения с новоявленным божеством проявлялась подчас в самых разных и вполне «материальных» формах: женщины, даже замужние матроны готовы были сожительствовать с пророком, Лукиан называет по имени жену одного императорского прокуратора, участвовавшую в религиозных действах, устраиваемых Александром: она изображала Луну, влюбленную в прорицателя. Многие женщины хвастались тем, что имели от Александра детей. Возможно, Лукиан несколько преувеличивал, но увлечение женщин «нетрадиционными» верованиями характерно для того времени. Плутарх в «Наставлении супругам» убеждает жен «держать двери запертыми» для бесполезных суеверий и чужеземных обрядов. Правда, стремление приблизиться к божеству, в частности к «новому Асклепию», проявляли и мужчины; так, свою дочь Александр выдал замуж за римского сенатора.

Таковы были особенности религиозных верований первых веков нашей эры — стремление найти всемогущего и милосердного Бога, Спасителя всего человечества и в то же время доступного каждому отдельному человеку, милостивого и слушающего; надежда на общение с таким божеством; поиски посредника в этом общении с богами (в представлении суеверных людей оно могло происходить через человека — пророка, прорицателя, наделенного особой силой). В то же время магия продолжала занимать важное место в системе верований большинства населения империи, стремившихся с помощью даже кровавых жертв, особых обрядов, магических заклинаний избавиться от страха перед темными силами и победить их. Материальное, а не духовное общение между верующими также продолжало сосуществовать наряду с нравственными поисками. Именно в такой религиозно-психологической среде и начали действовать первые христиане, отвечавшие на те же волновавшие людей вопросы, но содержание их ответов принципиально отличалась от того, что предлагали почитатели других религиозных культов.

Среди восточных владений Рима особое положение занимала Палестина, область, в которой зародилось учение Иисуса Христа. Эта область оказалась под властью римлян в I в. до н. э. В 63 г. до н. э. римский полководец Помпей, только что захвативший Сирийское царство [15] Это царство, некогда возникшее после распада державы Александра Македонского, в научной литературе называется также царством Селевкидов — по имени правившей там династии. Со II века до н. э. его владения постепенно сокращались. Иудея также некогда входила в его состав, но в результате восстания под руководством Маккавеев обрела независимость. , воспользовался борьбой за власть в Иудее и ввел в Иерусалим свои войска. Часть населения Иерусалима заняла храм и в течение трех месяцев выдерживала осаду. В конце концов римлянам удалось занять храм и уничтожить сопротивлявшихся. Иудея оказалась под властью римлян. Но римские правители (а это было как раз время гражданских войн) предпочли не втягиваться в сложные конфликты и предоставили Иудее некоторую самостоятельность. Помпей включил ее в состав римской провинции Сирии на правах автономной области, но урезал ее территорию. Один из последних представителей правящей династии Хасмонеев, Гиркан II был назначен (!) римлянами первосвященником и «правителем народа». Гиркан не имел реальной власти, фактически всем заправлял выходец из палестинской области Эдома (Идумеи) Антипатр и его сыновья. Самый коварный из них, Ирод, после смерти отца (не без сочувствия Рима) захватил власть, уничтожил всех, связанных с прежней династией, принял титул царя иудеев, но править он стал в качестве «союзника и друга римского народа» (37–4 гг. до н. э.). Ирод подчинялся Риму во всех действиях, связанных с внешней политикой; он умело лавировал между полководцами, боровшимися за власть, — оказывал поддержку Антонию, а затем вовремя перешел на сторону Августа. Все подданные Ирода считались подданными Августа — Ирод заставил их принести присягу на верность не только себе, но и римскому императору. Во внутренней политике Ирод действовал как восточный деспот, с жестокостью подавляя малейшие признаки недовольства и уничтожая всех возможных противников. Согласно христианским верованиям Ирод приказал перебить всех младенцев мужского пола в Вифлееме, узнав о рождении там божественного Младенца, которому суждено было стать мессией (т. е., по иудейским верованиям, Царем возрожденного Израильского царства). Этот эпизод не имеет подтверждения в независимых источниках, но по приказанию Ирода действительно было уничтожено множество людей, в том числе его жена и три сына. Узнав об этих казнях, Август сказал, что лучше быть свиньей Ирода, чем его сыном. Тем не менее, а может быть, и вследствие жестокости Ирода, державшего народ в повиновении, Август его поддерживал.