Михаил Барг - Великая английская революция в портретах ее деятелей

Как уже отмечалось, в дни единоличного правления Карла I Лильберн считал своими главными врагами прелатов английской церкви. Что касается светских властей, то в полном соответствии с учением Кальвина он призывал к повиновению им. Так, в уже упоминавшемся памфлете «Изыди из нее, народ мой» Лильберн писал: «Если ничтожнейший слуга в королевстве задержал бы меня… именем власти короля, я подчинился бы ему… ибо я знаю, что власть короля от бога… я считаю незаконным со стороны кого бы то ни было из народа божьего, даже в состоянии его величайшего угнетения магистратами, восставать или поднимать против них какое-либо светское оружие».

В ходе гражданской войны ему пришлось в основном переучиваться. На пути к свободе теперь стояло пресвитерианское большинство в парламенте, враждебно относившееся ко всякому проявлению инакомыслия столь же в вопросах веры, сколь и в вопросах политического устройства страны. В этих условиях мужественная борьба Лильберна против политического консерватизма и своекорыстия пресвитерианского большинства парламента была борьбой за углубление демократического содержания революции . Переход его с позиции повиновения светской власти на позицию открытого сопротивления ей объяснялся, разумеется, прежде всего опытом гражданской войны, но не только. На этот раз олицетворением верховной светской власти являлся не помазанник божий — король, а лишенный ореола «святости» парламент — установление не божественное, а человеческое. То же, что людьми учреждено, подлежит суду людей! К тому же нерасчлененность светской и церковной властей приводила к тому, что не только политические, но и религиозные оппоненты пресвитериан неизбежно сталкивались с карающей десницей парламента.

Парадокс в данном случае — арест Лильберна по прямому доносу теологов-пресвитериан — заключался только в том, что доносчики Принн и Баствик в правление Карла I сами являлись жертвами осуществлявшейся Лодом политики церковного единообразия любой ценой — и тот и другой в 1637 г. лишились ушей, отрубленных во время публичной экзекуции над ними. Ныне же они сами проповедовали аналогичную по жестокости политику единообразия, но только уже на почве пресвитерианства. В итоге вчерашние покровители и наставники Лильберна в теологии и практике пуританизма ныне стали его беспощадными хулителями и гонителями.

Так, в своем памфлете «Индепендентство, рассмотренное, разоблаченное и опровергнутое» (1644 г.) Принн, явно запугивая парламентское большинство, предупреждал: религиозное индепендентство — первый шаг к «узаконенной анархии».

Дело в том, что среди пресвитериан Лильберн был известен острым неприятием какого-либо принуждения в делах веры и широкой популярностью на этой почве среди лондонских низов — приверженцев различного рода радикальных сект. Недаром в небезызвестном памфлете «Гангрена», принадлежавшем перу пресвитерианина Томаса Эдвардса, значилось: «Имеется некий Джон Лильберн — архисектант, большой любимец сектантов, всячески превозносимый и возвеличиваемый во многих памфлетах». Естественно, что стрелы, пущенные Принном против индепендентов, задели Лильберна, и он не смолчал. Еще будучи в армии, в январе 1645 г. он опубликовал документ под названием «Письмо мистеру Принну». Обращаясь к нему, Лильберн писал: «Я желаю поспорить с Вами, хотя один из Ваших друзей не так давно сказал мне, сколь велико различие между нами… как между стройным кедром и мелким кустарником… я ответил: пойди и скажи стройному кедру, что ему предстоит схватка с мелким кустарником». В этом небольшом, но удивительном по ясности мысли памфлете все слилось воедино: и личная ссора Лильберна с пресвитерианами — с графом Манчестером и полковником Кингом, и реминисценции его мученичества под властью Карла I, и, наконец, необеспеченность его материального положения.

Занятие, которому он был обучен, — торговля сукном — оказалось для него недоступным из-за монополии компании купцов-авантюристов, полученной на этот раз от парламента в благодарность за денежные займы и подношения. Хотя еще в 1641 г. палата общин приняла постановление о выплате Лильберну возмещения за нанесенный ему ущерб, оно так и осталось пустым обещанием. Даже обращение Кромвеля к парламенту с просьбой выплатить Лильберну задолженное ему армейское жалованье в сумме 880 ф. ст. не имело последствий [113] Вместе с тем поражает щедрость парламента к деятелям «своего круга»: потомкам Пима были переданы земельные владения с годовым доходом 10 тыс. ф. ст., точно так же потомкам Джона Гемпдена были подарены владения, приносившие в год 5 тыс. ф. ст., хотя он и без того был известен как наиболее богатый член палаты общин. . Тем не менее «Письмо Принну» все еще не содержало прямых нападок на парламент; главной его мишенью была пресвитерианская нетерпимость к инакомыслию, принуждение в вопросах совести.

«Ни парламент, ни совет, ни синод, ни император, ни король или магистрат не обладает властью или юрисдикцией» над духовным царством Христа или гражданами его, «ибо, сэр, позвольте Вам заявить, что неотчуждаемой прерогативой одного только Иисуса Христа является быть царем его святых и законодателем своей церкви и народа и править в душах совести его избранных». Из этого вытекало, что преследовать за несогласие в вопросах совести — безразлично, исходит ли оно от архиепископа Лода или Принна, — является делом антихриста.

Как и полагал Лильберн, Принн немедленно обратился в парламент с жалобой на него, требуя «мести» за нападки на Ковенант. Однако, поскольку дважды вызванный в Комитет дознаний для допроса, но неустрашимый Лильберн все еще оставался на свободе, соратники Принна донесли на него спикеру палаты общин Ленталю, будто Лильберн распространяет слухи о том, что спикер и его брат передали королю в Оксфорд 60 тыс. ф. ст. (впоследствии даже осторожный в своих заключениях историк С. Гардинер не считал такую возможность «невероятной»). На этот раз все ведущие пресвитериане парламента, включая его личных врагов — Кинга и Манчестера, а также бывшего покровителя, наставника Лильберна в теологии доктора Баствика, решили воспользоваться этим наветом, чтобы расправиться с ним. Лильберн тут же был арестован, и, хотя он требовал, чтобы ему были предъявлены обвинения и сообразно действующему праву рассмотрены в судебном порядке, его без следствия и суда заключили в Ньюгейтскую тюрьму.