Леонтий Ланник - Русский фронт, 1914 – 1917 годы

Дополнительным фактором, который позволял германскому (куда реже австро-венгерскому) Генштабу отслеживать тенденции в российской армии, было большое число прибалтийских немцев в России, многие из которых, постоянно проживая в Лифляндии или Курляндии, военную службу проходили в Германии как германские подданные. Впоследствии они становились профессиональными и добровольными агентами немецкой разведки. Особый статус немецкого остзейского дворянства в рамках Российской империи гарантировал ему господство в администрации прибалтийских губерний, а также замкнутость и консервацию сословия, которое очень старательно защищалось от проникновения представителей дворянских родов из других частей империи, считая это — не без оснований! — первым шагом русификации. Конфликты между немцами-дворянами и имперской администрацией были вызваны не только наступлением правительства на права сословных административных органов, но и тем, что в 1905 г. русская администрация оказалась бессильна помочь немцам против погромов их имений местными крестьянами-латышами и эстонцами. 109По результатам революции 1905–1907 гг., остзейские немцы сделали вывод о необходимости переориентации на Германию. Российское правительство, особенно во главе с ярым националистом Столыпиным, было заинтересовано в спокойствии более, чем в сохранении всех привилегий лояльных к нему до этого времени остзейских дворян. Вскоре в их адрес началось последовательное наступление, встретившее ожесточенный протест. 110Следствием нарастающей оппозиции немцев к русскому императорскому правительству стал тот факт, что потомки балтийских немцев, переехавших в конце XIX в. в Германию, составили наиболее русофобское течение среди интеллигенции, занимавшейся изучением России. 111Их более либеральные коллеги, Г. Дельбрюк, Ф. Май-неке и М. Ленц, поддерживали антирусские настроения по рациональным мотивам, так как не видели иного пути развития для Германии, кроме экспансионистского. Как внутри Кайзер-рейха, так и за его пределами не без экзальтации отнеслись к знаменитому лозунгу о «поиске места под солнцем», которое означало новый виток в конкуренции за право оставаться великой державой, а то и появление претендентов на статус сверхдержавы. 112

В России и до войны не без тревоги воспринимали попытки в Германии рассматривать территории на западе империи как поле будущей усиленной колонизации. Несмотря на не слишком высокий престиж армии после русско-японской войны, все же к возможной войне против соседей относились без особенного страха. Более того, с каждым годом нарастало убеждение, что былых ошибок повторено не будет, на этот раз за противника возьмутся всерьез сразу же, а численность российской армии можно довести до таких масштабов, что это парирует любые усилия Германии и Австро-Венгрии. Такие гарантии давал, например, Николай II британскому послу Бьюкенену, обращавшему накануне 1914 г. внимание русского монарха на новую германскую программу наращивания армии. Хотя к германской военной машине и Генштабу особенно в профессиональных военных кругах относились с известным почтением, тем не менее с изрядной долей русской халатности полагали, что против русского натиска никакие ухищрения «немчуры» не помогут. Австро-венгерская армия, не выигрывавшая ни одной войны после 1849 г. и ни одного сражения на суше (не считая экспедиции в Боснию в 1878 г.) с 1866 года, удостаивалась еще меньшего внимания. Именно Дунайскую монархию после Балканских войн в России хотели бы видеть следующим «больным человеком Европы», в разделе которого между дружественными славянскими государствами можно и нужно было бы поучаствовать, если Вена осмелится и впредь провоцировать Петербург, рискуя остатками его монархической солидарности. Представления о ходе войны против двух соседних империй были отражены в планах «А» и «Г», которые, как и планы многих других держав, содержали немало противоречивых устремлений и недооценивали почти очевидные проблемы как объективного, так и субъективного характера.

Как ни странно, исследование стратегии великих держав в Великой войне прошло достаточно долгий путь к подлинно научному анализу. Поначалу этот аспект оставался уделом политической публицистики, отличавшейся всеми характерными чертами дискуссии на тему «Кто виноват?», а также менее откровенно стремившейся к тому же образцу чисто военных исследований, где авторы тщились доказать или опровергнуть возможность достижения победы чисто военным путем. 113Это не исключает важного порой вклада подобных трудов в развитие исследований, однако и не делает их собственно историческими работами. Такая ситуация не является спецификой Русского или любого другого фронта Великой войны, хотя все попытки преодолеть однобокие воззрения рано или поздно обнаруживали глубокую зависимость авторов от особенностей их национальной традиции. Так, блестящее исследование Б. Лид-дел-Гарта «Стратегия непрямых действий» при всех попытках продемонстрировать более широкий подход к вопросу остается все же (по меньшей мере в анализе событий Великой войны) чисто британским взглядом на проблему: в рассуждениях офицера армии Его Величества чувствуется призма Западного фронта и поставленных им вопросов, что вполне естественно для книги авторства сражавшегося на Сомме солдата. В дальнейшем исследование не только стратегии, но и более конкретно коалиционной стратегии превратилось в одно из важнейших направлений в военно-исторических штудиях, дав к началу XXI в. значительные и, что примечательно, нетривиальные результаты. 114В России преодоление в анализе стратегии Великой войны необходимых по политическим соображениям мифов и вовсе началось сравнительно недавно. 115

Господство среди правящей монархической элиты модного расово-националистического мнения о германской семье народов, «верности Нибелунгов» и нордическом братстве, автором которого был англичанин Чемберлен, 116объясняет страшное разочарование и даже обиду, с которыми Германия встретила вступление Великобритании в войну на стороне ее врагов, т. е. «галло-славян». 117Конечно, из-за дипломатических эскапад Вильгельма II 118никаких иллюзий относительно союза с Англией немцы не строили, но «блестящую изоляцию» братья по крови должны были им обеспечить, по крайней мере до того, как разгром Франции станет фактом. 119Многие немцы и, в первую очередь, популярные политические публицисты, просто не захотели поверить в то, что против них воюют не расы, а интересы. 120С развитием мирового конфликта открывать эту истину было все опаснее, так как она перечеркивала с таким трудом выстроенную версию «галло-славянской» опасности. 121