Сергей Аверинцев - История Византии. Том II

Начало новому этапу в развитии науки было положено ипатом философов Михаилом Пселлом (1018 — ок. 1096).

Пселл — одна из самых сложных и противоречивых фигур в истории византийской культуры [923] См. о нем: П. Безобразов. Византийский писатель и государственный деятель Михаил Пселл. М., 1890; В. Вальденберг. Философские взгляды Михаила Пселла. — ВС, стр. 249–255; В. Тatakis. La philosophic byzantine. Paris, 1949, p. 161–210. . Видный чиновник, ловкий интриган, сумевший снискать расположение самых разных императоров, жадный приобретатель чинов и поместий и вместе с тем, пожалуй, самый всеобъемлющий ум в византийской истории; не знающий усталости университетский профессор, который ночи напролет готовится к занятиям; автор бесчисленных произведений по математике, философии, филологии, богословию, истории, праву, медицине, музыке, астрономии, агрикультуре… Конечно, эти сочинения в основе своей компилятивны, однако в целом Пселл пошел дальше своих предшественников-эрудитов конца IX–X в. Во-первых, он содействовал расширению интереса к античной философии: если до Пселла из античных философов только Аристотель пользовался авторитетом, если Фотий с осуждением и раздражением говорил о Платоне, то Пселл, развивая мысли ученого X в. Льва Хиросфакта, обратился к Платону и неоплатоникам, которых он трактовал как предшественников христианства. Идеями неоплатонизма пронизано его сочинение «Всеобщее наставление» (Διδασχαλια παντοδαπη); от неоплатоников Пселл заимствовал учение о трех основных сущностях: Едином (или боге), Высшем разуме и Душе; от неоплатоников воспринял он и учение о героях и демонах как посредниках между богом и людьми.

Во-вторых, Пселл отстаивал рационализм, выступая против невежественных монахов, которые, по его словам, предают Платона анафеме, словно сатану. Пселл высмеивал веру в чудеса, считая, что каждое явление имеет свою естественную причину. Развивая мысли Фотия, он писал: «Бог, само собой разумеется, есть конечная причина землетрясений, как и других вещей, но ближайшая причина (προσεχες αιτιον) землетрясений — поднимающийся из земли ветер» [924] PG, t. 122, col. 765 AB. . Природа (φυσις) представлялась ему началом, рассеянным везде, невидимым, но постижимым разумом. В соответствии с этим он выделял две части философии: одна из них имеет своим предметом то, что постигается духом, т. е. потусторонний мир («вечности»), предмет второй — земной мир, доступный разуму. Огромное значение Пселл придавал математике, которая, по его словам, уступает лишь богословию; при этом Пселл подчеркивал единство геометрии (науки о протяженном) и арифметики (науки о непротяженном) и видел в этом единстве наук отражение единства протяженного и непротяженного. Однако рационализм Пселла непоследователен, и в минуту опасности он готов был отказаться от своих античных учителей; да, он возлюбил Платонов и Хрисиппов — но лишь в определенных пределах; из их учения он кое-что опустил вовсе, а воспринятое соединил со священной мудростью, «как это делали Григорий и Василий, великие светочи церкви» [925] C. Sathas. Bibliotheca graeca, V, p. 447. 11–17. .

Человек средневековья, Пселл считал теологию первой мудростью и видел свою задачу в сочетании античной философии с христианством, рассуждений, основанных на силлогизме, с верой. Полемизируя с мистицизмом патриарха Михаила Кирулария, Пселл сам отдавал дань мистицизму в духе неоплатоников, говоря об устремлении души к Единому. Высмеивая магию, он, тем не менее, в трактате «О свойствах драгоценных камней» останавливался прежде всего на сверхъестественных свойствах, приписываемых минералам.

Гораздо более свободен Пселл в историческом творчестве. В его «Хронографии» нет следов традиционного представления о сверхъестественной первопричине исторического процесса: историю творят люди, руководствуясь своими корыстными побуждениями. Принадлежа к господствующему классу, Пселл осуждал в «Хронографии» любые попытки выступления народных масс. Павликианское учение о зле как о сущем в природе и обществе было отвергнуто Пселлом; в соответствии с христианскими принципами он рассматривал зло как относительную категорию, как отсутствие блага. Вместе с тем Пселл критиковал многие отрицательные стороны византийской действительности: лицемерие монашества, деспотизм императоров, безудержные траты двора.

Рационалистические тенденции, зарождавшиеся у Пселла, нашли дальнейшее и более радикальное развитие в творчестве его младшего современника Иоанна Итала.

Иоанн был выходцем из Италии. Он обучался в Константинополе и некоторое время слушал лекции Пселла, но очень скоро разошелся со своим учителем, ибо, по словам Анны Комниной, он не выносил учителей и не терпел учения. Многое их разделяло: Пселл был сама осторожность и более всего стремился жить в мире со всеми властями, Итал же оказался человеком резким и неуживчивым, не сдержанным в речах, вспыльчивым и готовым в ходе научной дискуссии вцепиться в бороду противника. И в своем учении Итал шел дальше осторожного Пселла: основываясь на классиках греческой философии (прежде всего на Аристотеле и Платоне), Итал ставил под сомнение такие богословские догматы, как таинство воплощения Христа, и приходил к выводу, что материя вечна и что идеи, придающие ей форму, столь же исконны, как бог. Итал отрицал учение церкви о посмертной судьбе душ и склонялся к тому, чтобы признать либо переселение душ, либо полное исчезновение человеческой души после смерти. В соответствии со своим рационализмом Итал отказывался поклоняться иконам [926] См. Ф. И. Успенский. Богословское и философское движение в Византии XI и XII веков. — ЖМНП, ч. 277, 1891, стр. 105 и сл. Трудность изучения мировоззрения Итала заключается в том, что сохранившиеся его произведения нередко противоречат тем обвинениям, которые предъявлялись Италу на соборе 1082 г. П. Стефану (P. Stephanou. Jean Italos, philosophe et humaniste. Roma, 1949), основываясь на сочинениях Итала, рисует его добрым христианином (ср. ibid., р. 118, 121), которому было чуждо и учение о переселении душ (ibid., p. 108), и учение о вечности мира (ibid., p. 113). Однако даже в сочинениях Итала можно встретить отрицание ортодоксального учения о воплощении Христа, ибо, полагает Итал, уже язычникам была открыта тайна троицы, только под иными именами (ibid., р. 109 sq.). Собор же прямо обвинял Итала в том, что он Христа «лишил божественного достоинства» (Ф. И. Успенский. Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в ереси. — ИРАИК, 2, 1897, стр. 26. 12–13); анафеме было предано учение Итала о том, что небо и земля вечны и безначальны (см. об этом: П. В. Безобразов. Рец. на Ф. И. Успенского. — ВВ, III, 1895, стр. 129 сл.) и т. д. П. Стефану недооценивает радикальность рационализма Итала. .