Сергей Аверинцев - История Византии. Том II

Особенно пагубную роль в судьбе монахов играла передача под власть феодалов мелких крестьянских монастырьков, возникавших в сельских общинах. В византийской деревне нередко кто-либо из крестьян, пытаясь сохранить землю, строил на своем участке церковь и становился при ней монахом. К нему присоединялись еще несколько односельчан, так что со временем известная часть жителей данного села оказывалась монахами деревенского монастырька. Новообразованная обитель вскоре попадала в подчинение местной епископии, а впоследствии под предлогом хозяйственной несостоятельности могла быть передана под власть кого-нибудь из динатов [287] Jus, III, p. 313. 27. . В результате монахи-крестьяне переданного монастырька превращались в париков харистикария.

Упрочению феодальной вотчины и расширению форм частновладельческой эксплуатации крестьян способствовала и система податных привилегий, дававшихся государством крупным феодальным собственникам.

Особенно широко освобождение от уплаты податей в конце IX–X в. предоставлялось владениям церкви. В «Эпанагогу» (IX, 16) было включено общее положение о том, что митрополии и епископии не должны нести крестьянские повинности или барщины и платить подати. Афонские монахи еще во второй половине IX в. получили освобождение от «вмешательства» сборщиков налогов. «Трактат об обложении» описывает несколько типов податных льгот, даровавшихся государством церковным учреждениям. Все они представляли собой полное освобождение владений церкви от государственных повинностей и различались лишь формальными признаками, в частности способами регистрации жалуемой привилегии. Наиболее характерными из них были так называемые изъятые пожалования, абсолютный и бессрочный характер которых подчеркивался тем, что соответствующие записи о налогах устранялись из писцовых книг [288] Г. А. Острогорский. К истории иммунитета в Византии. — ВВ, XIII, 1958, стр. 64. .

Особую категорию составляют податные привилегии, предоставлявшиеся монастырям в качестве пожалования так называемой экскуссии.

Это византийское учреждение обычно отождествляется с западноевропейским иммунитетом, а X век рассматривается как начальный этап в развитии этого института, как время сложения податного иммунитета. Характерным обстоятельством, отличавшим предоставление экскуссионных привилегий в X в., было то, что освобождение от податей, жалуемое феодалу, в этот период относилось к его крестьянам, но не к другим объектам собственности. Преимущественно это были частичные налоговые привилегии, освобождавшие монастырских париков от натуральных государственных повинностей и ангарий (поставки продовольствия и фуража, строительство укреплений, обязанность принимать на постой чиновников и солдат). Были, однако, случаи, когда экскуссия распространялась на основные государственные налоги — в этом случае парики вместо казны должны были уплачивать их господину. Передача феодалу права на повинности его крестьян и — как следствие — большая степень феодального подчинения париков, т. е. те факторы, которые составляли существо податного иммунитета, подтверждаются данными об экскуссии париков лавры Афанасия. В 80-х годах X в. 25 париков лавры, живших в селении Хрисополь, были освобождены, по-видимому, от всех государственных налогов и, что особенно важно, платили подати лавре. Византийцы отлично сознавали, что освобождение частновладельческих крестьян от уплаты налогов государству приводило к значительному усилению их зависимости от господина. Это понимание выдает, в частности, та заинтересованность и настойчивость, с которой Константинопольская патриархия в X в. пыталась однажды добиться для своих зависимых крестьян освобождения от государственных налогов [289] PG, t. III, col. 293 ВС; 380 С; А. П. Каждан. Деревня и город…, стр. 187–188. .

Однако, несмотря на значительную роль экскуссионных привилегий в расширении вотчинной эксплуатации крестьянства, византийская экскуссия X в. еще не создавала податной экзимированности крупного феодального землевладения. Развитие экскуссии как феодального института в X в. только начиналось. Экскуссионные привилегии имели ограниченный характер, и феодальная вотчина оставалась еще тесно связанной с государством.

Относительный упадок города ко второй половине IX в. постепенно сменяется оживлением городской жизни; по мере того как самое тяжелое время становления новых отношений в Византийской империи — время нашествий славян, болгар, аваров, арабов, значительно усугублявших трудности переходного периода, оставалось позади, частичная натурализация экономики Византии, аграризация ее городов уступает место новому росту товарного производства, подъему ремесла и торговли.

Процесс этот определялся факторами, среди которых развитие производительных сил и рост внутреннего рынка не играли главной и решающей роли. Орудия труда продолжали оставаться примитивными, рассчитанными на индивидуальное употребление и не позволявшими сколько-нибудь значительно расширить производство. Производительность труда зависела в первую очередь от личного мастерства ремесленника. Однако этим ремесленником, как правило, был уже не раб, а свободный — человек, непосредственно заинтересованный в увеличении продукции своего труда и улучшении ее качества. С другой стороны, сбыт ремесленной продукции, в первую очередь предметов роскоши, находил теперь все возрастающий спрос как среди усиливавшейся византийской феодальной знати, так и среди крепнувшей и богатевшей знати романо-германских и славянских государств, для которых Византия была в то время главным, если не единственным, их поставщиком.

Укреплению и росту городов содействовала политика императоров. Налоговые поступления от ремесла и торговли, доходы с таможенных пошлин, будучи одним из основных источников пополнения государственной казны, в значительной степени определявших силу и богатство византийского централизованного государства, побуждали правительство всемерно содействовать развитию ремесла и торговли;, эта политика на начальных стадиях развития сеньориальных форм эксплуатации находила поддержку и со стороны господствующего класса, немалую долю своих доходов получавшего через государственный аппарат.

Возрождение старых, а также появление новых городских центров на территории Византии, интенсификация ее внешнеторговых связей во второй половине IX и особенно в X в. были облегчены сложившейся внутри- и внешнеполитической обстановкой. После бурной эпохи иконоборчества и грозных выступлений народных низов во внутренней жизни страны наступает временное затишье; этнически инородное население Византии, в первую очередь славяне, неоднократно поднимавшие восстания против имперской власти и самовластно распоряжавшиеся в особенно густо заселенных ими районах империи, в массе своей были замирены и втянуты в ее хозяйственную деятельность. Распад Багдадского халифата сделал невозможным дальнейшие крупные наступательные операции арабов против Византийской империи. Правда, во второй половине IX и в первой четверти X в. нормальному развитию византийских городов (особенно приморских), как и всей имперской торговли, препятствовал еще более усилившийся по сравнению с предшествующим временем натиск на империю арабского флота. Пиратские разбои арабов на основных торговых путях того времени — Средиземном и Эгейском морях, нападения на приморские города Греции, Малой Азии и Южной Италии, опустошение островов Эгейского моря наносили серьезный ущерб византийским городам, затрудняли торговое мореплавание. Однако и в это время торговые сообщения по морю не прекращались. Иоанн Камениата отмечает, например, что в фессалоникскую гавань «отовсюду» прибывали корабли, а в самой Фессалонике имелось много судов, «на которых наши купцы возили хлеб»; он рассказывает также, что в Эгейском море арабский флот с пленными фессалоникийцами встретился с груженным хлебом кораблем [290] Тheоph., Соnt., p. 492.2; 572. 20–21; 573.1; 580. 3–4. . Со второй же четверти X в., когда Византия, создав сильный флот и разгромив крупнейший из пиратских флотов — арабский, — восстановила свое господство на море, угроза пиратов для торгового мореплавания была окончательно ликвидирована.