Сергей Аверинцев - История Византии. Том I

Свободные колоны со временем превращались в приписных — в адскриптициев, или энапографов, не располагавших земельной собственностью, орудиями труда, рабочим скотом, семенами, нередко и остальным имуществом и получавших пекулий от господина. Они были арендаторами земли и господского имущества, которыми не могли свободно распоряжаться и которые имели право лишь передавать по наследству. Такие колоны были прикреплены к имению; им запрещалось покидать его без разрешения господина и даже вступать в брак за его пределами. В отличие от свободных колонов, энапографы и юридически не признавались свободными лицами. Они были записаны в ценз своего господина, и только через него осуществлялись все их отношения с государством, прежде всего уплата податей.

К концу V в. фактическое положение свободных колонов и энапографов во многом сблизилось. Свободные колоны, утрачивая свою собственность и свободу, все более превращались в наследственных держателей земли господина (согласно закону V в., по истечении 30 лет колон навсегда терял право покинуть участок) и обрабатывали землю с помощью его орудий и скота. Энапографы, среди которых было немало испомещенных на землю рабов, постепенно укрепляли свои владельческие права на землю и имущество господина, которыми пользовались. Он не имел права сгонять этих колонов с участков, продавать своих адскриптициев отдельно от их хозяйства.

По-видимому, несмотря на утрату частью свободных колонов своей земли, инвентаря и скота, общей тенденцией развития являлось упрочение хозяйственной самостоятельности колонов ж расширение их владельческих прав. Законодательство свидетельствует о том, что в VI в. колоны обладали правом распоряжения своим пекулием [250] А. Р. Корсунский. О положении рабов, вольноотпущенников и колонов в западных провинциях Римской империи в IV–V вв. — ВДИ, 1954, № 2, стр. 63; его же. О колонате…, стр. 45–77. .

Прикрепление колона к земле было одним из последствий разложения рабовладельческого хозяйства. Поскольку в рассматриваемую эпоху экономически наиболее выгодным стало не крупное (домениальное), а мелкое хозяйство, постольку собственно господская земля сокращалась, а экономическая самостоятельность земледельцев возрастала. Прикрепление колонов к земле в этих условиях гарантировало господину их эксплуатацию.

Таким образом, аграрные отношения в Византии претерпевали глубокие изменения. Наряду с непосредственной утратой колонами их собственности, происходило укрепление мелкого хозяйства этих земледельцев, увеличение их прав в области фактического распоряжения землей и инвентарем,

хотя юридически то и другое большей частью находилось в собственности господина [251] Д. Ангелов. Към въпроса за разложението, стр. 261–271. .

В IV–V вв. колоны, свободные и энапографы составляли большинство зависимого сельского населения. Так, в имениях упоминавшихся уже египетских землевладельцев Анионов более 90 % земли находилось в руках держателей разных категорий: это были участки (γηδιον) колонов.

Указанные обстоятельства определяли и хозяйственную структуру византийского имения (χτημα χωριον) IV–V вв. Ведь уже в более раннее время значительная часть земли в восточноримских имениях обрабатывалась держателями, нередко целыми селениями зависимых земледельцев — общинников. К тому же на Востоке, особенно в Малой Азии, крупные и даже средние владения далеко не всегда являлись единым территориальным комплексом, единым господским хозяйством. Подчас, напротив, они состояли из множества небольших имений, вероятно, представлявших собой лишь поселения зависимых земледельцев на господской земле, поселения, в которых, однако, не было хозяйских усадеб. Таковые имелись лишь в крупных поместьях, и здесь обычно большее количество земли занимало собственно господское хозяйство. Однако и там, где оно сохранялось, в III–V вв. происходило его дальнейшее сокращение.

Теперь господское хозяйство редко включало в свой состав значительные массы пахотных земель (ιδιοσπειραι αρουραι) Господский дом, вилла, постепенно переставал быть средоточием хозяйственной жизни имения, каким он являлась раньше, а все более превращался в центр эксплуатации расположенных на территории имения хозяйств колонов, их деревень и селений [252] Это показывает исследование: L. Нarmand. Libanius. Discours sur les patronages: texte traduit, annote et commente. Paris, 1955, p. 122–172. , в пункт обработки и хранения поступавших от них продуктов. В связи с этим изменялся самый облик господской виллы: археологические данные свидетельствуют о том, что в это время исчезли жилища работников, ранее строившиеся близ виллы, многочисленные помещения для хранения инвентаря, содержания рабочего скота, необходимого для обработки господской земли. Как показывают, в частности, материалы раскопок в Сирии, одни господские виллы постепенно пришли в упадок и вовсе перестали существовать, другие утратили прежнее хозяйственное значение. Зато на территории имений вырастали хозяйства держателей, селения колонов [253] G. Tсhalenko. Op. cit., p. 399–402. . Появилось множество новых деревень и поселков, развивалось деревенское строительство.

На окружавшей господский дом земле располагались огородные участки, сады и виноградники (здесь выращивались лучшие плоды и сорта винограда), луга для выпаса господских коней; тут же имелись водоемы и пруды, в которых разводилась рыба для стола владельца имения. Господский дом все более приобретал облик загородной резиденции вольможи, в которой он и его семья проводили свой летний отдых. В IV–V вв. шло интенсивное строительство больших, светлых, красивых вилл с многочисленными помещениями для отдохновения и развлечений, банями, беседками и т. д. [254] R. Mouterdeet A. Poidebard. Le limes de Chalcis. Organisation de la steppe en haute Syrie romaine. Paris, 1945, p. 197. Описание одного из таких имений сохранилось у Григория Нисского: «Издали, словно какое-то пламя от огромного костра, засияла перед нами красота зданий… Каждое из них представляет что-то особенное, придуманное для удовольствия. Выдающиеся башни, постройки для пиршеств, широкие и высокие ряды деревьев перед дверьми, увенчивающие вход… И все эти сады, кроме красоты, отличаются обилием каждого сорта деревьев, расположением всех насаждений и стройной живописностью… А дорожка под привязанными к деревьям виноградными лозами, и приятная тень от гроздьев, и новый ряд стен по сторонам — из кустов роз и виноградных ветвей, и в конце каждой дорожки водоем и в нем выкармливаемые рыбы… Потом привели меня к некоему дому, словно предназначенному для отдыха, ибо крыльцо побуждало нас думать о доме, но, переступив порог, мы очутились не в доме, а в галерее. Галерея же стояла на возвышении, весьма высоко поднимавшемся над глубоким прудом. Вода ударяла в фундамент, поддерживающий эту галерею, которая как бы служила преддверием внутренней роскоши, ибо галерея заканчивалась домом с высокой кровлей, отовсюду освещаемым солнечными лучами, расцвеченным различными живописными изображениями: так что мы, будучи на этом месте, почти забыли о том, что видели прежде…» [255] PG, t. 46, col. 1080–1088. .