Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

«Дело» Лыка и программа Бориса Волоцкого показывают четкий социально-политический водораздел: на одной стороне — «обиженные» лучане и вставший на их сторону великий князь, на другой — «обиженный» наместник и вставший на его сторону удельный князь. «Союз королевской власти с городом» (с массой непривилегированного населения города и села) в условиях Руси противостоит союзу феодальной аристократии — крупного вассала и удельного князя. Это противостояние, имевшее в данных условиях принципиальный характер, обнажает социально-политические корни и смысл последующих событий.

Послание Бориса Волоцкого само по себе уже означает нарушение докончания 1473 г. Это докончание обязывало Бориса (как и Андрея) «ни съсылатися ни с кѣмъ без нашего (великого князя. — Ю.А. ) вѣданія». [147] Оно также запрещало братьям предъявлять какие-либо претензии на Дмитровский удел и другие «примыслы» великого князя. Отправляя послание Андрею Углицкому, князь Борис тем самым вступает на путь открытой борьбы с великим князем. Начинается феодальный мятеж.

«…на Масленой недѣли прииде на Углече Поле к князю Андрѣю Васильевичю братѣ его князь Борисѣ с Волока, а княгиню свою и дѣти своя въ Ржеву отпусти». [148] Масляная неделя в 1480 г. приходилась на 6 февраля; от Волока до Углича — примерно 200 км, 3–4 дня конного пути. Следовательно, Борис выехал из Волока не позднее 2–3 февраля. Ранее этого обоз с княгиней и детьми был отправлен в Ржеву.

«Прииде весть к великому князю в Новъгород от сына его, что братия его хотять отступити. Он же вборзѣ еха из Новагорода к Москвѣ и прииде на Москву перед великим заговѣньем», [149] т. е. 13 февраля. [150] Учитывая расстояние от Москвы до Новгорода (3–6 дней пути), следует предположить, что гонец из Москвы к великому князю отправился никак не позднее 1 февраля. Следовательно, мятеж начался в самые последние дни января. Именно тогда, по-видимому, и был отправлен Волоцкий обоз в Ржеву, о чем сразу стало известно в Москве. Видимо, поведение Волоцкого и углицкого князей уже давно внушало подозрение московскому правительству, которое бдительно следило за всеми их движениями.

Основания для такого подозрения без сомнения были. Как мы видели, в августе 1479 г. на торжественном освящении Успенского собора в Кремле, которому был придан характер большого церковно-государственного праздника, присутствует только князь Андрей Меньшой, но нет ни Андрея Углицкого, ни Бориса. [151] Это может свидетельствовать о том, что уже к тому времени отношения между братьями были достаточно напряженными.

Поход Волоцкого князя к Угличу, а его обоза к Ржеве означал фактически начало военных действий. «…Вси людие быша… в страсе велице… все городы быша во осадах, и по лесом бегаючи мнози мерли от студени». [152] Эта картина достаточно выразительно рисует тревогу московских людей в первые дни февраля, когда по зимним дорогам двинулось войско Волоцкого князя. Борис шел, разумеется, со своим двором, с многими сотнями (если не тысячами) вооруженных всадников, профессиональных воинов. Движение этой массы враждебно настроенных вооруженных людей не могло не вызвать чувства тревоги и страха у московских горожан и сельчан. Для этого были все основания. «Куде идоша, тыя волости вся положиша пусты», — так характеризует поход удельно-княжеского войска независимый от Москвы псковский летописец. [153] Подобного похода Московская земля не знала со времен Шемяки. Положение дел в начале февраля 1480 г. должно было живо напоминать современникам картины феодальной войны прошлого поколения.

Поход князя Бориса от Волока к Угличу — первый акт открытого мятежа. Отправка княгини и детей в Ржеву указывает на опасения и намерения мятежного князя: Волок слишком близок к Москве и не годится ни в качестве базы для дальнейших действий, ни в качестве убежища для семьи Бориса. Поход к Угличу может объясняться необходимостью личных переговоров с Андреем, а также стремлением соединить силы перед дальнейшим походом. Углич используется в качестве исходного пункта движения — это традиционно мятежный город Шемяки и его братьев, расположенный сравнительно далеко от Москвы, вне прямой досягаемости московских войск.

«Князь… Ондрѣй съ княгинею и з детми и князь Борисъ поидоста с Углеча къ Ржевѣ чрезъ Тверскую отчину». [154] Таким образом, к Ржеве стягиваются и силы углицкого князя и сюда же отправляется его семья. Ржева становится на какое-то время основной базой мятежников. Расположенная на кратчайших путях к Литве, Твери и Новгороду, она лучше всего отвечает условиям такой базы.

От Углича до Ржевы около 200 км. Такое расстояние могло быть пройдено войском и обозом за 5–10 дней. Следовательно, силы мятежных князей сосредоточиваются в Ржеве в начале 20-х чисел февраля.

Поднимая мятеж, князья, видимо, не рассчитывают на какую-либо поддержку со стороны населения Московской земли — они явно тянутся к окраинам государства, еще недостаточно крепко связанным с центром, ориентируются не на коренные русские земли, а на порубежные районы, откуда легче бежать за рубеж в случае неудачи мятежа. В этом существенное отличие стратегии Андрея и Бориса от образа действий галицко-звенигородских князей во время феодальной войны в 30–40-х гг. Не только Юрий Звенигородский, родной сын Дмитрия Донского, считавший себя законным претендентом на великокняжеский стол, но и его сыновья ведут активную борьбу за Москву, опираясь на свои уделы и не помышляя о бегстве за рубеж. Это объясняется не только личными качествами князей, но и политической ситуацией на Руси, дававшей им некоторые надежды на победу над Василием Темным. Хотя эти надежды в конечном счете не оправдались — основная масса феодалов, городского и сельского населения Московской земли пошла за великим князем, — тем не менее Москва трижды оказывалась в руках противников Василия Темного, и напряженная борьба с ними потребовала более двух десятков лет, причем положение Василия не раз бывало катастрофическим. Базой сопротивления галицко-звенигородских князей были их уделы, в которых они организовали упорную оборону при наступлении великокняжеских войск. [155] Это свидетельствует о том, что галицко-звенигородские князья пользовались известными симпатиями в некоторых кругах московского феодального общества, а в своих собственных землях располагали определенной социальной опорой. [156] Именно это позволяло им вести активные наступательные действия и в ряде случаев добиваться крупных, хотя и не прочных успехов.

В противоположность этому действия Бориса Волоцкого и Андрея Углицкого с самого начала проникнуты пассивнооборонительными тенденциями. Они не только не помышляют об активных действиях против Москвы, но не думают даже об обороне собственных своих уделов: бросают эти уделы и отступают к рубежу. [157]