Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

Великий князь предпринимает третью попытку добиться своего. Видимо, в его глазах дело Лыка — опасный прецедент. Зимой 1479 г. Лыко, наконец, был тайно схвачен в своем селе наместником Боровского уезда В.Ф. Образцом и привезен в оковах в Москву. [119] ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336. — Василий Федорович Образец Симский — из рода бояр Добрынских. 27 июля 1471 г. во главе войск великого князя он наносит решительное поражение новгородской рати на Двине, в 1473/74 г. — боярин, в 1477 г. участвует в походе на Новгород, в 1478 г. с судовой ратью совершает поход на Казань (ВОИДР. Т. Х. С. 98; ПСРЛ. Т. 25. С. 290, 316, 323; Веселовским С. Б. Исследования… С. 304–307).

Отъехав к удельному князю, Лыко сохраняет свои земли в Боровском уезде, тянущем к Москве. Феодальное право отъезда, зафиксированное в межкняжеских докончаниях XIV–XV вв., продолжает еще формально действовать: «А боярам, и детем боярским, и слугам промеж нас вольным воля. А хто моих бояр, и детей боярских, и слуг имет жити в твоей отчине, и тебе их блюсти, как и своих». Эта традиционная норма была вновь подтверждена в докончании 1473 г. великого князя с Борисом Волоцким. [120] ДДГ. № 69. С. 232. Отъезд к удельному князю еще не рассматривается как прямая измена и не влечет за собой немедленной конфискации вотчин. [121] Опалы Ивана III не имели необратимого характера. В 1483 г. князь Лыко Оболенский был послом в Крыму (Сб. РИО. Т. 41. № 9. С. 34), а летом 1489 г. — воеводой у двинян в походе на Вятку (ПСРЛ. Т. 37. с. 96). Тем чувствительнее и опаснее с точки зрения удельного князя новое (и притом существенное) нарушение его прав. Именно эта акция дает сигнал к открытому выступлению удельных князей против великокняжеской власти.

«Слышав же се, князь Борис Васильевич посла ко князю Андрею Васильевичу углицкому, брату своему болшому, жалуяся на великого князя, что какову силу чинить над ними». [122] ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336.

В изложении летописца послание Бориса Волоцкого в форме упреков великому князю содержит три основных положения: 1) «князь Юрий умер… и князю великому вся отчина его досталося, а им подѣла не дал ис тое отчины; Новгород Великый взяли с ним… а им жеребья из него не дал»; 2) «кто отъѣдеть от него к ним, и тѣх безсудно емлеть; уже ни за бояре почел братью свою»; 3) «а духовные отца своего забыл, как ни писал, по чему им жити, ни докончании, что на чем кончали после отца своего». [123] Там же. Эти положения имеют принципиально важное значение. Первое из них — требование передела земель. Передел земель — традиционный институт межкняжеских отношений, восходящий ко времени Ивана Калиты, который в своей духовной писал: «А по моимъ грѣхомъ ци імуть искати татарове которых волостии, а отыимуться, вам, сыномъ моимъ и княгини моеи, подѣлити вы ся опять тыми волостми на то мѣсто». [124] ДДГ. № 1. С. 10.

То же положение содержится и в духовной великого князя Ивана Ивановича, но в более конкретной форме: «А ци по грѣхомъ имуть искати из Орды Коломны, или Лопастеньских мѣст, или отмѣньных мест Рязаньских, а по грѣхом ци отъимется которое место, дети мои… и княгини в то мѣсто подѣлятся безъпеньными мѣсты». [125] Там же, № 4. С. 16.

Дмитрий Донской также предусматривает возможность переделов: «А у которого сына моего убудет отчины… и княгини моя подѣлит сыновъ моихъ из их удѣловъ». Передел предусматривается и в случае смерти старшего сына Василия: его удел переходит к следующему по старшинству Юрию, «а того удѣломъ подѣлит их моя княгини». [126] Там же, № 12. С. 35.

Необходимость переделов фиксируется и в межкняжеских докончаниях. В первом договоре великого князя Василия Дмитриевича и князя Владимира Андреевича предусматривается конкретная ситуация: «А ци какимь дѣломь отоиметься от тобѣ Ржева, и дати ми тобѣ во Ржевы мѣсто Ярополчь да Медуши. А искати ны Ржевы, а тобѣ с нами, с одиного. А наидемъ Ржеву, и Ржева тобѣ, а волости наши намъ». [127] Там же, № 13. С. 38. Аналогичное положение содержится и во втором договоре этих князей — на этот раз применительно к Городцу и Козельску. [128] Там же, № 16. С. 44.

Духовная Василия Темного тоже включает традиционную формулу: «А по грехом у которого у моего сына вотчины отоимется, и княгини моя уимет у своих сыновъ изъ их удѣлов да тому вотчину исполнит…». [129] Там же, № 61. С. 197.

В условиях XIV — первой половины XV в. переделы имели важное политическое значение: так же как и совместное управление Москвой, они были материальным выражением единства князей Московского дома, потомков Ивана Калиты. В переделах земли (и в самом принципе переделов) реализовывалось то «одиначество» московских князей («быти ны за один»), которое проходит красной нитью через их договоры, противопоставляя их как единое целое внешнему миру. [130] Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. С. 165, 166, 185–186, 190 и др.; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы… Ч. 1. С. 61 и др.; Алексеев Ю.Г. Духовные грамоты князей Московского дома XIV в. как источник по истории удельной системы // ВИД. Л., 1987. XVIII. С. 107–110.

Строго говоря, переделы предусматривались только в случае уменьшения удела. Приобретения («примыслы») новых земель под категорию переделов в докончаниях не подпадали. О возможности таких «примыслов» говорит договор 1428 г. Василия Темного и князя Юрия Дмитриевича: «…или что себѣ примыслили, или что собѣ примыслять… того ти всего под нами блюсти». [131] ДДГ. № 24. С. 64. Эта же формула повторяется и в последующих договорах князей Московского дома, вплоть до докончаний Василия Темного с князем Василием Ярославичем. В последнем из этих докончаний перечисляются приобретения Василия Темного — уделы князя Юрия Дмитриевича и князя Ивана Андреевича. [132] Там же, № 58. С. 179–180. Таким образом, формулы о переделах и «примыслах» в межкняжеском феодальном праве XV в. сосуществуют, отражая соответственно противоречивые черты этого права — тенденцию к сохранению «одиначества» князей и гарантию их совместного владения «отчиной» отца и тенденцию к усилению самостоятельности каждого данного княжества.

Второе положение, выдвинутое Борисом Волоцким, — гарантия неприкосновенности права феодального отъезда как важнейшего правового института удельной системы. Это право впервые сформулировано в договорной грамоте сыновей Ивана Калиты: «А бояромъ и слугамъ волнымъ воля, кто поѣдет от нас к тебѣ, к великому князю, или от тобе к намъ, нелюбья ны не держати». [133] Там же, № 2. С. 13. Грамота поясняет, что вольные слуги — это те, «кто в кормленьи бывал и в доводѣ». [134] Там же. С. 12. При этом, однако, право отъезда не распространяется на тех, кто с точки зрения князей является государственным преступником: «А что Олексѣ Петрович вшелѣ в коромолу к великому князю, нам… к собѣ его не приимати, ни его дѣтии… воленъ в нем князь великии, и в его женѣ, и въ его дѣтех». [135] Там же. С. 13.