Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

К тому же времени относится и установление отношений между Москвой и Крымом — потенциальным противником Ахмата. Великий князь принимает Ази-Бабу, присланного крымским ханом Менгли-Гиреем, «с любовью» и «братством» и, «почтив того посла», отпускает с ним в Крым 31 марта 1474 г. своего посла Н.В. Беклемишева. [310]

Посольство Н.В. Беклемишева представляет особый интерес. Это первое посольство, отраженное в сохранившихся посольских книгах, что свидетельствует о весьма важном факте — функционировании в начале 70-х гг. особой службы иностранных дел. Не меньшее значение имеют и само содержание посольства, и характер инструкций, данных Беклемишеву. [311] Инструкции отличаются чрезвычайно тщательной, детальной разработкой — правительство стремится предусмотреть основные возможные варианты переговоров в Крыму и во что бы то ни стало настоять на проведении своей линии. Эта линия — заключение союза с Крымом: «…другу другом быти, а недругу недругом быти». Для нашей темы наибольший интерес представляет вопрос об отношениях с Ахматом, подробно разработанный в посольской инструкции. Московское правительство проявляет большую осторожность и осмотрительность. Принимая в принципе предложение о союзе против Ахмата, оно отнюдь не хочет на данном этапе идти на открытый разрыв с Ордой. В частности, оно поручает своему послу отвергнуть возможное предложение Менгли о прекращении обмена послами с Ахматом: «…осподаря моего отчина с ним на одном поле, а кочюет подле отчину осподаря моего еже лет, ино тому не мощно быть, чтобы межи их послом не ходити». [312]

Московское правительство предложило Крыму три варианта договора. Первые два варианта («списка») носили общий характер, третий называл конкретных врагов — Ахмата и короля. Однако формулировка союзных обязательств в этих случаях была разной. Союз против короля носил наступательный и оборонительный характер и предусматривал одностороннюю помощь Русскому государству со стороны Крыма. Союз против Ахмата носил чисто оборонительный, но зато двухсторонний характер; Русь и Крым обязывались прийти на помощь друг другу в случае нападения Ахмата. [313]

Как видим, весной 1474 г. московское правительство, предусматривая реальную возможность нападения Ахмата на Русское государство, не хотело по своей инициативе порывать отношения с Ордой. Об этом же свидетельствуют и переговоры с Ахматом.

Несмотря на то что около этого времени внимание летописца к посольским делам значительно возрастает и приемы и отпуски послов начинают точно фиксироваться, все же летопись далеко не полностью отражает дипломатическую практику московского правительства. Так, о миссии в Орду Никифора Басенкова мы узнаем только, когда 7 июля 1474 г. он возвращается в Москву вместе с ордынским послом Кара-Кучюком. По словам Московской летописи, посольство Кара-Кучюка отличалось особенным размахом: «…с ним множество татар пословых было 6 сот, коих кормили, а гостей с коньми и со иными товаром было 3 тысячи и двести, а коней продажных с ними боле 40 тысяч, и иного товару много». [314] Подобное сообщение заслуживает внимания.

По-видимому, ордынское руководство предприняло в 1474 г. серьезную попытку переговоров с Москвой для налаживания не только политических, но и торговых отношений. Правительство хана Ахмата на этом этапе, видимо, не исключало возможности мирного урегулирования русско-ордынского конфликта на началах возобновления и сохранения традиционных связей, основанных на признании Русью верховной власти ордынского хана. [315]

К этому же времени относится урегулирование инцидента с Тревизаном. После разъяснений и просьб венецианского правительства Тревизан был выпущен из заключения. Интересам Русского государства, очевидно, отвечало вступление Орды в конфликт с могущественной Портой, к чему через своего эмиссара призывало Ахмата правительство Венеции. 19 августа в Орду вместе с Кара-Кучюком отправился русский посол Дмитрий Лазарев. С ними был отпущен и Тревизан, которому великий князь «подмогл… всем: и людьми, и коньми, и поминки». [316]

Таким образом, и летом 1474 г., через два года после Алексинского похода, дипломатические отношения между Москвой и Ордой продолжались. Хотя нам неизвестно конкретное содержание переговоров, сам факт их ведения свидетельствует о стремлении обеих сторон избежать открытого разрыва или по крайней мере оттянуть его на какое-то время. В середине 70-х гг. разрыв с Ордой никак не мог быть выгодным для Русского государства. Хотя события 1471 г. положили конец самостоятельности Новгородской феодальной республики, окончательное слияние ее с Русским государством требовало еще значительных усилий; сохранялось напряженное положение на ливонско-псковском рубеже; как всегда, были недружественны отношения с Казимиром; политический курс на ослабление отдельных княжеств и усиление их зависимости от Москвы способствовал укреплению Русского государства, однако вызывал растущее противодействие консервативных кругов. Во всяком случае открытый разрыв с Ордой мог только осложнить положение Русского государства, тем более что он не мог не привести к усилению опасности со стороны других врагов Руси. С другой стороны, едва ли в Москве могли рассчитывать на мирное урегулирование с Ахматом; слишком глубоки и принципиальны были коренные противоречия между Русью и Ордой. [317] Отсюда понятна тактика московского правительства, стремившегося путем переговоров оттянуть время окончательного разрыва с Ахматом и добиться создания благоприятной внешне- и внутриполитической конъюнктуры для решительной борьбы с ним.

Именно поэтому, не отказываясь от переговоров с Ахматом, Русское государство продолжает развивать дружественные отношения с потенциальным противником Орды — Менгли-Гиреем. 13 ноября 1474 г. из Крыма вернулся Никита Беклемишев в сопровождении ханского посла Довлетека-Мурзы. На приеме у великого князя 16 ноября крымский посол обратился с предложением о заключении союза («Кто будет тебе, князю великому, друг, тот и мне, царю, друг, а кто тебе недруг, тот и мне недруг»). [318] Миссия Довлетек-Мурзы в Москве затянулась на несколько месяцев. Только в конце марта 1475 Г. он был отпущен домой в сопровождении московского посла Алексея Ивановича Старкова. [319] Длительность пребывания крымского посольства в Москве может косвенно свидетельствовать о серьезных, детальных переговорах его с московским правительством.

Содержание переговоров в Москве отразилось в посольском наказе А.И. Старкову. Московское правительство не пошло на заключение союза против Ахмата, так как Крым исключил из проекта договора упоминание о союзе против Казимира. Весьма интересна мотивировка позиции московского правительства, приведенная в наказе А.И. Старкову: «Осподари наши великие князи от отцов, и от дед, и от прадед слали своих послов к прежним царям к ордынским, а они своих послов посылали к великим князьям, и осподарь мой князь велики и нынеча потому ж своих послов шлет к Ахмату царю и к брату его к Махмуту, и они своих послов к моему государю посылают». [320] Это и есть «старина», на которую ссылается московское правительство в переговорах с Менгли и которую оно не хочет «порушити». Как видим, «старина» в отношениях с Ордой выглядит в московской интерпретации столь же определенно, сколь и тенденциозно: московское правительство рассматривает свои отношения с Ордой как вполне равноправные, не допуская и намека на какое-либо подчинение ордынскому хану. Однако наказ Старкову содержит и другое положение. Протестуя против исключения из текста договора Казимира как вероятного противника, посол должен говорить: «…лзя ли моему государю так делати с сторону недруг его король, а с другую сторону учинится ему недруг царь Ахмат, и осподарю моему к которому недругу лицом стати?». [321] Этот риторический вопрос свидетельствует, что московское правительство оценивало действительное положение вещей с достаточным реализмом. Русскому государству угрожает война на два фронта, вот почему нужен союз с Крымом против польского короля. Только нейтрализация одного из главных противников может дать возможность «лицом стати» против другого. В этом суть позиции московского правительства в его переговорах с Крымом.