Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

Итак, суть докончаний февраля 1481 г. — капитуляция удельных князей перед московским правительством, формальное примирение ах со сложившимися политическими условиями нового государства, отказ от борьбы за сохранение «старины». [674] Линия московского правительства в отношении уделов остается в принципе неизменной — не ликвидируя уделав как таковых, оно постепенно и неуклонно лишает удельных князей фактического суверенитета, низводя их да уровня простых подручников великого князя. Не уничтожая уделов, Иван III уничтожает удельную систему как основу политических отношений Русской земли.

О кризисе удельной системы свидетельствует и духовная грамота князя Андрея Вологодского, составленная, по-видимому, почти одновременно с февральскими докончаниями. [675]

Весь свой удел — Вологду, Кубену и Заозерье со всеми волостями и пошлинами — Андрей Меньшой безоговорочно завещает своему «господину… брату… старѣйшему великому князю Ивану Васильевичю». Только волость Иледам дается матери, великой княгине, «до ее живота», после чего также включается в комплекс земель, непосредственно подчиненных Москве. Андрей Углицкий получает подмосковную волость Раменейце, Борис Волоцкий — подмосковное село Ясеневское, двухлетний Василий Иванович, сын великого князя, — подмосковное село Танинское. Это частновладельческие распоряжения. Частновладельческий характер носит и наделение Троицкого монастыря 40 волостными деревнями на Сяме. Выступая в своем уделе как собственник, удельный князь не заинтересован в сохранении черных земель — резервного фонда феодального государства и одной из опор его социальной политики. На примере Андрея Вологодского ясно видно превращение суверенного владетельного князя в крупного феодального вотчинника и в политическом, и в психологическом аспектах.

Бросается в глаза существенная разница в предсмертных распоряжениях двух бездетных князей Московского дома — Юрия Дмитровского в 1472 г. и Андрея Вологодского в 1481 г. Первый из них выступает в своей духовной только как частное лицо, распоряжаясь селами и движимым имуществом и не касаясь вовсе судеб своего удела. Второй наряду с частновладельческими распоряжениями непосредственно передает свой выморочный удел в руки великого князя. Этим самым он санкционирует полную ликвидацию Вологодского княжества как политической единицы. Чем объясняется эта разница? Думается, основная причина — в существенном изменении реального положения удельных князей за истекшее десятилетие. Юрий Дмитровский решение вопроса о своем выморочном уделе предоставил традиции, предусматривавшей в принципе (если не формально) передел земель Московского дома после смерти одного из его членов. Андрей Вологодский на эту традицию опереться не может — традиции как таковой уже нет, она решительно и бесповоротно разрушена в 1472 г. безоговорочной ликвидацией Дмитровского удела, что закреплено последующими межкняжескими докончаниями. В этих принципиально новых условиях владелец выморочного удела не может видеть перед собой другой перспективы, чем передача своего удела в великое княжение, в лучшем для себя случае с некоторыми оговорками. И Андрей Вологодский делает такие оговорки. Кроме передачи отдельных волостей и сел братьям, племяннику и Троицкому монастырю он просит, чтобы «господин… князь великий пожаловал… грамот не порушил», которые были даны монастырям и церквам на земли в Вологодском княжении. Он просит также изъять из письма и тягла земли Спасо-Каменного монастыря и снизить «по старине» тамгу и другие пошлины, повышенные им в его княжении. Это последний отблеск суверенных прав вологодского князя. [676]

Характерная черта духовной Андрея Вологодского — констатация его огромной задолженности. По словам автора духовной, он должен великому князю «тритцать тысяч рублей, что за меня в Орды давал, и в Казань, и в Городок царевичю, и что есми у него собе имал». На фоне этой колоссальной суммы долги частным лицам — около полутора тысяч рублей — кажутся незначительными. [677]

Долг великому князю — это не просто долговое обязательство. Платежи в Орду («выход»), Казань (вероятно, какие-нибудь «поминки») и «царевичю» (денежное жалованье вассалу Русского государства) вносились за Вологодский удел великим князем, за счет государственной казны. Внося платежи за Вологодский удел, московское правительство усиливает свое политическое влияние на него. Огромные суммы долга, накапливаясь из года в год, ставят вологодского князя в определенную степень зависимости от старшего брата и в известной мере предопределяют судьбу его княжения. Освобожденное от обязательных платежей, оно превращается в своего рода прекарное держание, долженствующее после смерти прекариста перейти к его кредитору-сюзерену. Далеко не исключено, что финансовая зависимость от Москвы способствовала сохранению вологодским князем политической лояльности в годы обострения борьбы с удельно-княжеской оппозицией. Щедро ссужая младшего брата, великий князь усиливал свои политические позиции и в Вологодском уделе, и в системе Московского дома в целом. Можно думать, что кредитование удельного князя — новая черта московской политики после 1472 г.: в духовной Юрия Дмитровского подобные явления не прослеживаются.

Большие долги удельного князя частным лицам встречаются и в духовной Юрия Дмитровского. Сумма долга, однако, у Андрея вдвое выше. Очевидно, причины, вызывающие подобную задолженность, продолжают действовать с нарастающей силой. Чтобы достать деньги, вологодский князь в широком масштабе закладывает драгоценности, пожалованные ему матерью и старшим братом. Кто же его кредиторы?

Если Юрий Дмитровский в свое время сделал крупный заем (380 руб., более половины всего своего долга) у Владимира Ховрина, а у других лиц брал в долг сравнительно небольшие суммы, то в качестве основных кредиторов Андрея Меньшого выступают Иван Фрязин, Гаврила Саларев и Григорий Бобыня (на них приходится около двух третей всего долга). Иван Фрязин — это, надо полагать, знаменитый Джанбаттиста Вольпе, «денежник» великого князя, венецианский предприниматель, издавно живший в Москве и принимавший активное участие и в политических переговорах с Римом в период «византийского сватовства», и в интригах венецианской сеньории (что едва не стоило ему жизни). Гаврила Саларев — выходец из рода гостей — сурожан, финансовых и дипломатических агентов московского правительства. Саларевы — вотчинники Московского и Переяславского уездов; поддерживавшие имущественные отношения с фамилией Ховриных — богатейших московских бояр купеческого происхождения. [678] Третий крупный кредитор (названный в духовной на первом месте) — тот самый Григорий Бобыня, московский гость и дворовладелец, [679] который в свое время дал в долг Юрию Дмитровскому сравнительно небольшую сумму — 30 руб. Теперь масштаб его кредита возрос во много раз, и вологодский князь вынужден закладывать ему золотые вещи — фамильные драгоценности, «что… пожаловала… мати… великая княгиня». Итак, основные кредиторы Андрея Меньшого — представители крупного феодального торгово-ростовщического капитала.