Виталий Ларичев - Колесо времени [Солнце, Луна и древние люди]

В последующие десятилетия XIX в. нарезки и лунки на предметах мобильного искусства ввиду их «нерегулярности», «непохожести» одна на другую, «произвольности» рассредоточения оценивались в среде археологов то как результат «бездумного черчения» на поверхности кости или камня в минуты, когда палеолитический охотник был свободен от труда, то как отражение так называемой «врожденной потребности» дикаря к украшению предметов быта. Иногда, впрочем, высказывались предположения, что подобного рода знаки представляли собой отражение «охотничьей магии». Но такое заключение могло в действительности означать лишь одно — нет надежды интерпретировать вложенное в эти знаки содержание, ибо трудно вообразить что-нибудь более безнадежное, чем попытки расшифровки «магических записей». Существо же дела, между тем, заключалось в действительности в том, что никто из археологов, за редким исключением, не усматривал необходимости и не изъявлял желания детально разобраться в особенностях конфигурации знаков, а также в закономерностях их группировок.

Случилось, однако, так, что в 1875 году в Лондоне вышли в свет «Аквитанские древности» Э. Лартэ и Г. Кристи, в которых были не просто опубликованы и достаточно подробно описаны объекты с насечками, но также предлагались варианты интерпретации такого рода знаков. Во всяком случае, вопрос о желательности и даже необходимости расшифровки смыслового содержания скрытого в насечках и связанных с ними изображениях животных и человека, был не просто поставлен в этом издании, — он буквально взывал к ответу со многих страниц его. Э. Лартэ и Г. Кристи были непоследовательны и осторожны, но они предложили варианты интерпретации насечек, и, что особенно важно, поддержали самую «крамольную» из идей Буше де Перта о возможном усвоении палеолитическим человеком навыков счета, подтвердив эту мысль своими наблюдениями по группировке насечек, оценив отдельные объекты со знаками как счетные таблицы или предметы, посредством которых велись своего рода математические игры! Самой, однако, поразительной по прозорливости представляется теперь высказанная ими походя, как совсем уж невероятная, мысль об отражении в насечках системы счета времени, то есть календаря. Сравнение объектов, покрытых рядами насечек, с так называемыми руническими календарями не только подтверждало эту идею, но, более того, выглядело своего рода методической подсказкой к разработке приемов расшифровки палеолитических знаков.

Но как бы ни были интересны догадки Э. Лартэ и Г. Кристи относительно смысла, заключенного в группах насечек, они в предложенной ими форме не могли стать приемлемыми впредь до разработки системы убедительных доказательств. Между тем вплоть до окончания XIX в., сторонники линии Буше де Перта в исследованиях семантики палеолитического искусства таких доказательств не предъявляли, и потому реконструкции оставались уязвимыми для критики.

Очередной — и заметный — шаг в объяснении назначения насечек сделал М. Ферворн. В докладе, прочитанном 19 декабря 1910 г. в Геттингене на заседании «Anthropologischen Vereins», он проанализировал несколько орнаментированных изделий, найденных в разные годы во Франции (при раскопках в Лез Эйзи, Абри де ла Грез, Лоссель, Плакард и Брюникель). М. Ферворн обратил внимание на то, что насечки размещались обособленными группами. По его мнению, подразделение насечек на разные числовые блоки не могло быть случайным. Признание преднамеренности или заданности группировки знаков превращало их в объект особо тщательных и целенаправленных исследований. В методическом плане такой подход означал шаг принципиальной важности!

М. Ферворн показал, насколько неожиданными могут быть заключения при отказе от широко распространенного в среде археологов мнения о достаточности изучения предмета искусства «на глазок», с целью получить о нем «общее впечатление», вряд ли, однако, к чему обязывающее, а на поверку просто бесплодное. Ясно, что ни «технический» вариант оценки знаков (нанесение насечек для предотвращения скольжения предмета), ни интерпретирование резных линий в качестве, допустим, «знаков собственности», не могли без натяжек объяснить, с какой целью палеолитический охотник сначала нарезал, а затем удалял знаки с поверхности, чтобы опять зачем-то процарапать все те же простейшие по виду насечки. Восприятие их в качестве символов чисел приоткрывало обнадеживающие перспективы расшифровки семантики совмещенных в группы линий, отражающих, по всей видимости, факт исключительной значимости — умение палеолитического человека считать, разработка им приемов, а, быть может, и устойчивой системы счисления. После выхода в свет книги Буше де Перта, в которой впервые были опубликованы и сжато, но емко оценены насечки на костях, никогда еще столь резко, развернуто и детализировано не ставилась проблема арифметических знаний людей древнекаменного века.

Подробно исследуя то, что археологами ранее оценивалось большей частью просто как орнамент, М. Ферворн отметил, что помимо простых насечек линейного типа, которые как будто в самом деле выражали понятия о числах, в систему элементов «узоров» палеолитического человека входили также весьма примечательные по очертаниям фигуры. Его особый интерес привлекли насечки, похожие на римские цифры I, V и X, а также точки. М. Ферворн сделал вывод о неслучайности сходства подобных фигур из «орнаментальных композиций» на предметах мобильного искусства палеолита с простыми знаками цифр римской счетной системы. Определенным образом сгруппированные насечки, а также составленные из них фигуры он без колебаний представил как изначальные образцы «первобытной арифметики» людей древнекаменного века. Программа последующих исследований такого рода знаков должна была, но его мнению, состоять в том, чтобы показать, существовала ли преемственность между палеолитической системой насечек, простыми знаками I, V, X и римскими цифрами.

Для решения такой сложной задачи требовалось, однако, не только расширить соответствующую источниковую базу и четко определить методические приемы изучения предметов с насечками. Главное, пожалуй, препятствие на этом пути состояло в необходимости преодоления окаменевшего стереотипа в отношении специалистов по палеолиту к человеку, создателю этой культуры, как к дикарю с предельно низким интеллектуальным статусом и почти начисто лишенному какой бы то ни было духовной жизни. Стоит ли поэтому удивляться, что при реконструировании культурно-исторических типов круг интересов палеолитического человека по-прежнему представлялся ограниченным заботами о добыче «дымящегося кровью куска мяса».