Лидия Новикова - Три модели развития России

Сказанное позволяет согласиться с М. Вебером, считавшим, что русский либерализм был движим скорее не социально-экономическими интересами, а идеями. [259]Как всякое направление общественной мысли - мы этим утверждением вовсе не отрицаем его значимости в качестве общественно-политического движения - русский либерализм более, чем западный, на всех этапах своей истории не утрачивал этой черты, оставаясь всегда (а может, прежде всего) системой взглядов образованной, гуманистически настроенной части общества, т.е. интеллигенции, которая была и организатором, и субъектом либерального движения и которая к концу века значительно возросла (за счет земской и служилой интеллигенции, людей свободных профессий, университетской профессуры.

В это время русский либерализм как общественный феномен был интеллигентским течением, как по составу его защитников, так и по пропагандируемому мировоззрению. «Никто из настоящих либералов того времени не защищал интересы какого-то отдельного класса или группы, но ратовал за интересы всего народа, всего общества, всей страны». [260]Различные политические ситуации, уровень и направленность развития самой общественной мысли акцентировали различные его моменты - политическое кредо, философские концептуальные основания, программу социальных преобразований, критику тех или иных сторон жизни гражданского общества, вопросы тактики, но всегда русский либерализм оставался прежде всего системой идей, ориентированных на общецивилизационные, гуманистические ценности и завоевания мировой культуры. Н.А.Бердяев, несколько утрируя эту черту, отмечал: «Русские либералы были скорее гуманистами, чем государственниками». [261]

Может, поэтому так часто русский либерализм, включаясь в практику реформаторской деятельности, терпел поражение? В русском либерализме (во всех его исторических видах) немало романтической веры в святость общечеловеческих ценностей, и в этом смысле немало утопии, но, думается, в этом есть не только его слабость, но и сила. Терпя поражение как общественно- политическое движение, он всегда сохранял свой «непотопляемый» запас идей, составляющих общечеловеческие ценности. Наверное, в силу этой же черты он обречен быть всегда, по словам Маклакова, «вечной оппозицией», а не правящей партией. Может, в этом и есть его самая большая тайна, за которой скрыты многочисленные «почему?», с которыми люди разных поколений, в том числе и мы сегодня, обращаются к нему: почему терпит поражение на выборах, почему не может удержать власть, почему так много говорит и так мало действует - почему, почему, почему?

Но вернемся к характеристике исторической ситуации, в которой появился новый либерализм. Сказанное выше, на наш взгляд, объясняет - во всяком случае в какой-то мере, его выбор ориентации на синтез ценностей старого либерализма с программами социал-демократического движения. И с этой точки зрения приведенная выше оценка его В.Ф.Пустарнаковым его как «постклассического» верна: русский либерализм как бы перепрыгнул от российского дворянского сразу к европейскому, постклассическому либерализму. Правда, он не утратил своей специфики, что позволяет характеризовать его именно как русский либерализм, т.е. продолжающий свои традиции, а точнее, традиции русской общественной мысли, важнейшей из которых оставалась верность гуманистическим, демократическим ценностям. Как писал Струве, «всякий иной либерализм, кроме демократического, не имел бы в русском обществе почвы и не имел бы в ней отклика». [262]

Говоря о доктринальных особенностях нового либерализма, важно подчеркнуть еще и тот момент, что в России он формировался в условиях острой конкурентно- идейной борьбы с набравшим силу революционно-демократическим движением. Отношения полемики, притяжения и отталкивания не могли не сказаться на направленности и содержании его идей, на его стратегии и тактике как общественного движения в целом. Существенное значение имело то обстоятельство, что его социально-политическая программа испытывала влияние со стороны социализма. Однако в отношении последнего необходимо следующее уточнение, дабы избежать возможных двусмысленностей.

Речь идет о направлении общественной мысли, в рамках которого социализм понимается как углубление и расширение идей правового государства, а социализация последнего - как расширение сферы прав человека. Этому социализму неолиберализм обязан целым рядом новых положений. «В практике современного государства, - писал П.И.Новгородцев, - границы либерализма и социализма стираются; их различие в степени темпа и меры, в степени эмпирической научной точности при осуществлении своих задач». [263]И тем не менее не следует абсолютизировать момент кажущейся похожести, а главное, необходимо учитывать то конкретное содержание, которое закреплялось новыми либералами за самим понятием социализм. «Когда мы говорим, что социализм, входящий в культурную работу современного государства, «врастающий» в современное общество, вполне приемлется теорией новейшего либерализма и практикой правового государства наших дней, - отмечал Новгородцев, - это значит, что мы /…/ имеем здесь в виду социализм, утерявший свое внутреннее существо и превратившийся в политику социальных реформ». [264]

В таком реформированном варианте за социализмом признавалась роль ускорителя социальных реформ, осуществляемых государством. При этом полагалось, что и «самая из исторических реформ» не может осуществиться «вне путей исторической эволюции». Другими словами, с социализмом отождествлялась направленность социал- демократической практики, складывающейся из последовательного продвижения по пути реформ, ни одна из которых не может быть в этом ряду последней и конечной, а лишь ступенью на пути прогресса. (В этом смысле историческое осуществление социалистических начал, считалось, явится вместе с тем и полным крушением марксизма: эволюционным путем будет достигнуто то общественное состояние, переход к которому марксизм связывал с революцией.)

Цепочка реформ не осуществима без предварительной духовной, нравственной подготовки всего общества и потому предполагает одновременно с политической его духовную реформацию. В обращении к нравственным силам новые либералы видели свои преимущества перед марксизмом и гарантию от радикализма, полагавшегося на силу классовой борьбы и социальной революции. Спустя некоторое время это противопоставление позиций вместе с критикой большевистской идеологии прозвучит в «Вехах», авторами которых станут именно новые либералы, а еще позже, уже после октября 1917 года, в сборнике «Из глубины».

Если говорить о влиянии на либерализм марксизма, то необходимо напомнить, что через увлечение им, прошла практически большая часть русских мыслителей конца XIX века и прежде всего те, кто заявил о себе как о «легальных марксистах». С последним были связаны попытки соединения экономического учения Маркса с социально-политическими идеями либерализма, попытки придать марксизму смягченную форму в отличие от ортодоксального толкования его плехановской школой. Этот факт, бесспорно, оказал существенное влияние на идеологическое оформление нового либерализма. (Поэтому не без основания некоторые усматривают генетические связи легальных марксистов с либерализмом 90-х годов.) Линии связи с марксизмом имели и тот общий вектор, который выражал одинаковое неприятие всех форм социального угнетения. По оценке Новгородцева, марксизмом была установлена та идейная грань, которая требовала изменения взгляда на сущность права, на принципы равенства и свободы. Немаловажное значение имел и тот факт, что легальные марксисты отвергали народническую модель некапиталистического развития России, капитализм толковался как этап, который необходимо пройти. Конечно, в такой оценке капитализма, полностью воспринятой новыми либералами, «просвечивала» определенная амбивалентность: с одной стороны, эта оценка была сущностно связана с концептуальными либеральными установками, ориентирующими на защиту идеи естественного хода истории. С другой стороны, она несла на себе печать «крещения марксизмом» - капитализм есть «зло». Заметим, что эта амбивалентность по большей части и делала его идеологией полумер, о чем мы уже говорили выше.