Арсений Зайцов - 1918: Очерки истории русской Гражданской войны

Нужно заметить, что разговор этот происходил в конце июня, т. е. месяц спустя после чешского выступления.

Основной вопрос денежной помощи активным силам контрреволюции внутренние группировки России были также бессильны решить, как и их прародитель – Совет на Дону в январе 1918 г. «У московских капиталистов, – пишет генерал Казанович, – я наталкивался на один ответ: у нас самих нет денег».

Хуже всего было, однако, то, что эти немощные группировки, бездействуя сами, мешали и тем, кто действовал.

Связавшись в Москве с французским консульством, генерал Казанович получил от него обещание финансовой поддержки. Но «при дальнейших переговорах с консульством, – пишет он, – я натолкнулся на совершенно неожиданное препятствие. Ф. и К° [194], узнав о моих переговорах, заявили мне, что я не имею право вести самостоятельно эти переговоры, что они сами стараются получить средства от французов и что Добровольческая армия может получит деньги только через посредство их организации» [195].

Конечно, французы посмотрели на дело иначе, предпочитая помочь тем, кто борется с большевиками, прямо без всяких посредников. «Опасаясь, чтобы эти господа, – говорит генерал Казанович, – не испортили мне дела у консула, я немедленно отправился к нему рассказать этот разговор и постарался объяснить, что Франции гораздо выгоднее давать средства непосредственно Добровольческой армии, чем через посредство каких либо политических организаций, так как в последнем случае, несомненно, часть денег пойдет не на армию, а на неизвестные партийные нужды. Консул вполне согласился со мной и обещал мне вести переговоры непосредственно с Добровольческой армией… и предложил мне взять теперь же известную сумму в пределах тех средств, какими он может распоряжаться самостоятельно, т. е. от 500 тыс. до 1 млн. рублей» [196].

Несомненно, несколько односторонние впечатления генерала Казановича в значительной степени подтверждаются отзывами генерала Алексеева обо всех этих группировках и центрах. 9 июля 1918 г. он писал генералу Деникину: «Фактического единения в мыслях, целях, задачах… между центрами не существует. Не меняются только жажда власти, стремление получить в свои руки денежную помощь от союзников и тяготеть над работой и существованием Добровольческой армии » [197].

Единственное исключение представляла созданная Савинковым, внешне лишь связанная с Национальным центром организация «Союз защиты Родины и Свободы». Прибыв в Москву с Дона с потерявшим давно силу удостоверением члена Совета при генерале Алексееве, Савинков со свойственными ему беззастенчивостью и цинизмом использовал его для того, чтобы выдать себя за полномочного помощника Корнилова и Алексеева. Не касаясь, однако, Савинковских приемов, нельзя не признать, что ему все-таки удалось то, чего не могли добиться все центры, вместе взятые; он сформировал боевую офицерскую организацию [198], связался с союзниками, получил от них деньги, по-видимому немалые, и готовил эту организацию для активного выступления против большевиков, что и сделал в июле. Плохо ли или хорошо все это было им организовано, имели ли смысл эти выступления в том виде, как они были им задуманы и выполнены, – вопрос другой. Важно то, что Савинков все-таки был единственным активным работником в Центральной России летом 1918 г.

И печальный факт, что в ту пору в Центральной России единственным активным работником оказался авантюрист эсер Савинков, лучше всего характеризует всю немощь и безволие внутреннеполитических группировок контрреволюции.

С этой стороны русской контрреволюции надеяться было не на что…

На фоне всей этой разрухи на границе России и Сибири в Екатеринбург 30 апреля большевиками были из Тобольска доставлены государь с государыней и великой княжной Марией Николаевной, а 23 мая в Екатеринбург были доставлены и наследник цесаревич и остальные члены царской семьи.

26 мая, т. е. три дня спустя, чехи Войцеховского начали восстание, заняв Челябинск. От Челябинска до Екатеринбурга по железной дороге ровно 240 км.

Южный Урал этим приобретал совершенно иное значение. Было ли это понято русской контрреволюцией? И если это было понято, на что имеется ряд данных, то что для этого было сделано? Правдивый ответ может быть только один – ничего…

Летом 1918 г. мировая война вступила в свой последний, решающий фазис. Немцы поставили свою последнюю ставку – попытку проломить союзный фронт за счет 54 дивизий, переброшенных из России. Союзники готовились дать свою последнюю карту – американскую армию.

Скрестившиеся в гигантской борьбе интересы обеих коалиций столкнулись и в России.

В этой последней стадии борьбы для обеих коалиций Россия все время была лишь ареной. Центральным державам нужно было получить русское сырье и снять с русского фронта возможно больше дивизий. Нашим союзникам нужно было помешать переброске германских дивизий во Францию, не дать им использовать склады снабжения в русских портах Ледовитого и Тихого океанов и задержать возможно больше военнопленных, взятых за время войны Россией.

Эти цели ясно и отчетливо стояли перед глазами и наших противников, и наших союзников, и проводили они их неуклонно. В этих кровных для них интересах ни колебаний, ни сомнений мы в их политике не найдем. И с этой точки зрения линии поведения и Центральных держав, и Согласия вели прямо к намеченным целям.

На путях этой мировой борьбы, однако, лежала объятая смутой Россия.

И большой ошибкой было бы считать, что в русской борьбе Центральные державы стояли целиком на стороне красных, а державы Согласия – на стороне контрреволюции. И те и другие поддерживали и тех и других лишь в зависимости от своих собственных интересов. Центральные империи заигрывали с Москвой и в то же время поддерживали контрреволюционные Дон, Украину, Финляндию и Закавказье. Державы Согласия, поддерживая контрреволюционных чехов, высаживая десанты на Белом море и в Мурманске, в то же время благосклонно смотрели на советский Баку и разговаривали с большевиками.

Брест едва не погубил дела союзников весной 1918 г., и естественно, что подписавшие его большевики стали врагами Согласия. Врагами – да, но они стали ими только с тех пор, как союзники увидели, что все их попытки вновь повернуть большевиков на немцев бесплодны. Ведь в феврале били большевиков немцы, а наши союзники с ними договаривались, предлагая им свою помощь… Появление чехов заставило немцев очень серьезно призадуматься над тем, выгоден ли им большевизм или нет. Японская интервенция союзников в то же время получала одобрение Троцкого. Вопрос ориентаций был очень непрост. И та и другая могли завести очень далеко от тех представлений, которые были с ними связаны с тех времен, когда Россия была еще субъектом, а не стала объектом мировой войны.