Денис Сдвижков - Письма с Прусской войны. Люди Российско-императорской армии в 1758 году

Баталия — кульминация, требующая эмоционального переживания и интеллектуального осмысления, заставляющая привязать эту повседневность к «большим нарративам». С личным происхождением источника и привязкой к «большим нарративам» связан третий ключевой элемент, вопрос о самосознании авторов писем.

В историографическом смысле исследование вписывается в обширное поле так называемой «новой военной истории» [41] Pröve 2010, 105–124. . Ее новизна заключается в применении к реалиям войны культурно-антропологического подхода и проблематики «человека на войне» в противовес «старой» событийной и «идейной» истории войн. Полемическое противопоставление, впрочем, может быть снято: «большие нарративы» вовсе не противоречат включению антропологического фокуса [42] Как показывает, например, исследование Доминика Ливена о войне 1812–1814 гг. ( Ливен 2012). . В европейской историографии ключевое значение для этого направления приобрели публикации в рамках нескольких научных и издательских проектов. «Война в истории» (KRiG, Krieg in der Geschichte) в Германии связана с результатами работы Особой исследовательской группы в Университете Тюбингена «Военный опыт. Война и общество в Новое время» [43] http://www.uni-tuebingen.de/SFB437 ; https://www.schoeningh.de/katalog/reihe/krieg_in_der_geschichte.html , посл. обращение 20.07.2015. . Два других проекта — английская серия «Война, культура и общество, 1750–1850» (War, Culture and Society) [44] http://www.palgrave.com/series/war , — culture-and-society, — 1750–1850/WCS, посл. обращение 20.07.2015. , и немецкая «Война и общество раннего Нового времени», которую выпускает одноименный центр (Arbeitskreis Militär und Gesellschaft in der Frühen Neuzeit) в Потсдаме [45] http://lit-verlag.de/reihe/huss , посл. обращение 01.09.2017. — особое внимание обращают на войны раннего Нового времени, в том числе, и особенно, на Семилетнюю.

Фундаментальная перемена взгляда на эту войну происходит с изъятием ее из национально-исторического контекста, характерного для континентальной, особенно немецкой, традиции, и перевода фокуса на региональный или глобальный. Семилетняя война оказывается этапом развития «атлантического мира» [46] De Bruyn, Regan , 2014. , но одновременно и важным моментом «подъема восточных держав» Европы, начинающегося с Великой Северной войны и заканчивающегося разделами Польши и триумфом над Наполеоном [47] Scott 2001. .

Для империи Габсбургов Семилетняя война, казалось бы, была не более успешной, чем для России. Тем не менее war effort австрийцев в противостоянии с Пруссией справедливо рассматривается как важная часть в общем удачной модернизации империи, обеспечившей ее существование в последующие полтора столетия. Австрийский материал представляется едва ли не наиболее близким к нам структурно случаем для сравнения с Россией [48] См.: Hochedlinger 2003; Duffy 2000 и 2008; Stollberg-Rilinger 2017. .

В британской традиции Семилетняя война всегда рассматривалась как ключевой момент в борьбе за мировую империю. Неудивительно, что именно здесь стали говорить и о глобальном характере «первой мировой войны» с строчной буквы, — как понимал ее уже Уинстон Черчилль [49] Füssel 2010; Danley, Speelman 2012; Externbrink 2011; Baugh 2011; Black 2013, 94–96; Churchill Winston S. A History of the English-Speaking Peoples. Vol. 3. New York — London 1957 (название главы о Семилетней войне). . В этом качестве Семилетняя война может оспорить у Первой мировой со прописной и статус «родоначальницы эпохи модерна» [50] Patrick J. Speelman . Conclusion: Father of the modern age // Danley, Speelman 2012, 519–536. .

Война как экспонента эмоций и пограничных психологических состояний привлекала и привлекает внимание историков соответствующего профиля [51] Geyer 1995. . В России «военно-историческая антропология» развивается в основном с акцентом на мировых войнах XX в. [52] Синявская Е. С. (ред.). Военно-историческая антропология. Ежегодник. М. 2002, 2003/2004, 2005/2006; Маленький человек и большая война в истории России. Середина XIX — середина XX вв. СПб. 2014. , но многое в этом отношении сделано и для эпохи Наполеоновских войн. Скромный интерес, который проявлялся к участию России в войне Семилетней, преимущественно связан со «старой» военной [53] Масловский 1886–1891; Масловский 1883; Коробков 1940; Keep 1989. и внешнеполитической историей [54] Щепкин 1902; Анисимов 1986; Яковлев 1997; Нелипович 2010; Лиштенан 2012; Черкасов 2010; Анисимов 2014. Из немногих исключений — отдельные статьи ежегодника «Война и оружие», издающегося Военно-историческим музеем артиллерии в СПб. .

Особый оттенок публикующемуся материалу придает обстоятельство, что письма писались по свежим следам генеральной баталии. Для раннего Нового времени подобные свидетельства в таком количестве даже в европейском сравнении редки [55] Единственный известный мне пример — сборник писем прусских солдат после баталий при Лобозице (1756) и Праге (1757) ( Briefe preußischer Soldaten , 1901). Здесь мы, правда, имеем дело с копиями и выписками. Зато в большинстве своем это — пространные! — письма именно солдат и унтер-офицеров, что для России за редкими исключениями ( Козлов 2008) в наш период малопредставимо. . Схожие по типу «Письма Ватерлоо», к примеру, все же представляют собой воспоминания о баталии, написанные четверть века спустя [56] Siborne H. T. (ed.). Waterloo Letters: a selection from original and hitherto unpublished letters bearing on the operations of the 16th, 17th, and 18 June 1815, by officers who served in the campaign. London 1891. .

Баталия — а тем более баталия генеральная — представляет событие, которого могут, как в кампанию 1758 г., ожидать среди бесконечных маршей и контрмаршей месяцами. В нем сходятся не только страхи, но ожидания и надежды; оно делит жизнь на до и после . Баталия представляет собой кульминацию столкновения человека, уже вовлеченного в войну, с «большой» историей. Она требует осмысления в духовном и рациональном смысле, остается в памяти и автобиографике. Памятные даты баталий встают в новых календарях вровень с религиозными праздниками, обозначая новое линейное время наравне с циклическим церковного года. Даже в примитивных дневниковых погодных записях, которые часто встречаются на таких календарях, наряду с личными событиями — рождениями, смертями, браками — прежде всего фигурируют случившиеся сражения. Наряду с текстами баталия производит целый фонтан артефактов — гравюры, табакерки, платки, лубки, медали. Наш корпус текстов представляет первый этап фиксации переживания баталии, прежде чем этот опыт попадет в мемуары, а далее в трактаты об исторических событиях, написанные их участниками [57] Как Тильке ( Tielke 1776) c российской стороны или Архенгольц ( Archenholz 1788) с прусской. .

Феномену баталии посвящена полноценная отдельная отрасль внутри новой военной истории [58] См. об этом: Martus, Münkle, Röcke 2003; Gumb, Hedinger 2008; Groß; Förster 2008; Weigley 1993. . Культурная история баталии [59] Füssel, Sikora 2014. понимает ее как «кульминацию наличных в данную эпоху способностей и энергий» [60] Siemann W . Das «lange» 19. Jahrhundert. Alte Fragen und neue Perspektiven // Nils Freytag, Dominik Petzold (Hg.). Das «lange» 19. Jahrhundert. Alte Fragen und neue Perspektiven. München 2007, 12. , в которой находят выражение скрытые, латентные смыслы. С точки зрения функции баталий в регулировании международной и внутренней политики [61] Ср. дискуссию о принципиальной способности баталий служить таким регулятором: Russel F. Weigley , The Age of Battles. The Quest for Decisive Warfare from Breitenfeld to Waterloo. L. 1993. Обоснование «права победителей» как элемента рождения модерна: James Whitman . Verdict of Battle: the Law of Victory and the Making of Modern World. Harvard, Mass. 2012. адепты «баталистики» смело возвращаются на новом этапе к тезису о том, что «поля сражений — это место политического рождения» [62] Savoy B . Einleitung // Kunst- und Ausstellungshalle der Bundesrepublik Deutschland (Hg.). Napoleon und Europa: Traum und Trauma. München 2010, 16. . Для России «баталистика» такого рода представлена для Полтавы [63] Энгелунд П . Полтава: Рассказ о гибели одной армии. М. 1995; Кротов П. Полтавская битва. Переломное сражение русской истории. М. 2018. , но прежде всего, конечно, Бородино [64] Ивченко Л. Л. Бородинское сражение: История русской версии событий. М. 2015; Земцов В. Н., Попов А. И. Бородино. Северный фланг (М. 2008); Бородино. Южный фланг (М. 2009); Бородино. Центр (М. 2010) и др. . Цорндорф как отдельный объект исследования также привлекал особый интерес: ему посвящена обстоятельная немецкая диссертация XIX в. [65] Immich 1893. И, снова по странности случая, параллельно с настоящей работой и независимо от нее отдельная монография, целиком посвященная Цорндорфу, но в перспективе прусской армии, готовится к публикации в Кембридже [66] Adam Storring . Zorndorf, 1758 (Birmingham, forthcoming). .