Денис Сдвижков - Письма с Прусской войны. Люди Российско-императорской армии в 1758 году

Трактовка офицерских свидетельств, выходящая за рамки истории национальной, помогает настроить правильный фокус для толкования таких текстов. Письма Томаса (Фомы) Григорьевича фон Дица (№ 102, 103), к примеру, не только по языку, но по восприятию и манере описания баталии ближе не к письмам однополчан, а к стилю, скажем, прусского фельдфебеля Либлера или к мемуарам прусского офицера Христиана фон Притвитца [80] Briefe preußischer Soldaten 1901, VI, 53–55; Prittwitz 1989. . Что неудивительно, если знать, что и остзеец Диц, и оба пруссака воспитаны в традициях немецкого пиетизма.

Наконец, наш источник демонстрирует потенциал, который все еще сохраняют зарубежные архивы для освещения «далеких войн» России, начиная с Ливонской [81] См.: Бессуднова М. Б. Реалии Ливонской войны в показаниях русских военнопленных. Дюнабург, год 1577 // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2016. 1 (19), 38–45, здесь 39. . В ряду других внешних свидетельств, которые нередко сообщают уникальный материал по русской истории, «Россика» такого рода способна до- или восполнить картину, складывающуюся по отечественным источникам.

Служебная корреспонденция составляет меньшую часть почты. Документы касаются в основном вопросов по отправке в тыл и необходимости скорейшего возвращения выздоровевших или легкораненых (что понятно при остром некомплекте из‐за огромных потерь при Цорндорфе); денежного, вещевого, провиантского довольствия и фуража; организации коммуникации между действующей армией и тыловыми службами и командами в ключевых пунктах Пруссии Восточной и тогдашней Польской Пруссии — в Кенигсберге, Торуни (Торне), Мариенвердере, Эльбинге (Эльблонге), где были расположены магазины и госпитали «Заграничной армии», как она официально именовалась, а также о приведении в надлежащее состояние восточнопрусских крепостей [82] См. ордер Фермора от 05/16.06.1758 // АКВ XXXIV, 108–109. .

Что определяет круг авторов писем? В большой степени тоже случай. Передача с курьером личной корреспонденции — практика полулегальная и терпимая до поры до времени. По рангу рассчитывать на отправку корреспонденции с фельдъегерем могли, казалось бы, скорее чины генеральского уровня и уж никак не ниже штаб-офицерских. Однако на деле мы видим большое разнообразие: наряду с генералитетом и штаб-офицерством присутствуют капитаны, поручики, подпоручики. Среди имевших более высокие чины не у всех получалось воспользоваться неформальной оказией, поскольку «об отправлении с маршев и куриеров, и штафетов наши чины не всегда знают <���…> з генералною квартерою соединяемся так позна, что она отправление свое до того делает, к тому ж бываем и совсем от нее отсудственны» (№ 3). Наоборот, штабные канцеляристы, ординарцы, квартирмейстеры, провиантмейстеры первыми узнают о курьере и успевают передать обстоятельную корреспонденцию.

Часто письма вкладываются в конверты и адресуются особам высокого ранга, что гарантирует более надежную доставку. Передавшие корреспонденцию оговариваются в письмах, что больших пакетов курьер не принимает, и поэтому, к сожалению их и моему, вынуждены ограничиться самым насущным. Диктуют свое и походные условия: «Я мог бы сочинить к вам обстоятельное письмо, в материи недостатка нет, — замечает саксонский офицер в августе того же 1758 г. из лагеря на „Западном фронте“. — Да только в палатке, где ни кровати, ни стола, ни стула, особо не пишется [83] Ганс Карл Генрих фон Траутцшен — г-ну Л., полевой лагерь при Андернахе 17.08.1758 // Trautzschen 1769, 86. ».

Эпистолярная культура и привычка находятся в становлении и существенно отличаются у разных корреспондентов. Наряду с теми, кто переписывается часто и много [84] Фома/Томас Диц упоминает, например, о получении от домашних «номера 54‐го», тогда как сам отправляет уже 91‐е письмо (№ 102). , есть и обратные примеры. Из далекого степного Рыльска, к примеру, письма идут в армию больше полугода — и в ответ отправлены всего несколько строк (№ 14). За отдаленностью мест, неграмотностью получателя и просто отсутствия традиции переписки домашние могут оставаться в полном неведении о судьбе своих родных годами и даже десятилетиями [85] Например, в романтизированной биографии Петра Захаровича Хомякова: по возвращении в подмосковную деревню после 30-летнего отсутствия с 1756 г. он пребывает в полном неведении о родителях, с которыми, очевидно, не переписывался вовсе или крайне нерегулярно ( Хомяков 1790, 259–260). .

С учетом всех обстоятельств в целом можно принять, что перед нами выжимка относительно образованного слоя армии. Культурный водораздел проходит внутри офицерства, как и внутри разнородного конгломерата российского шляхетского сословия в целом. Это один из очевидных признаков того, что мы все еще имеем дело с «пограничьем» старой и новой России. Даже среди штаб- и обер-офицеров встречаются письма, по стилю и по содержанию мало отличимые от грамоток XVII и начала XVIII в. [86] Петрухинцев, Эррен 2013, 6. Ср., например, письма Данилы Хрипкова (№ 74–75) с перехваченными в начале Северной войны шведами солдатскими и офицерскими письмами: Козлов 2008, 198–213 и письмами русских пленных: Козлов 2011.

Сказываются и особенности состава Заграничной армии: элитная гвардия в продолжение всей Семилетней войны остается практически незадействованной [87] В феврале 1758 г. с участием гвардии собирались сформировать вспомогательный корпус для участия в составе австрийской армии. Затем под впечатлением цорндорфского кровопускания в конце августа 1758 г. А. Б. Бутурлину поручили формировать «большую армию», «собираемую около Риги», включая составленный из добровольцев гвардейский отряд под начальством генерал-поручика кн. Александра Меншикова (сына «Алексашки»). Однако к зиме 1759 г. решение отложили ( СА X, 522, 528, 540, 542; Карцов 1854, 474 et passim; Чичерин 1883, 120 et passim). . В полевых полках уровень даже элементарной грамотности дворян был серьезной проблемой. Перед войной грамотность составляла среди пехотных офицеров около 70 %, но с привлечением офицеров из гарнизонных полков и ландмилиции, при необходимости усиленного производства при военных действиях этот уровень неизбежно падал [88] В начале 1758 г. в предписании П. А. Румянцеву конференции говорилось по поводу комплектования запасных эскадронов конницы: «Понеже довольно известно, что в кавалерийских полках <���…> дворян, грамоты знающих, довольно находится, а напротив того в полевых пехотных их так мало, что не точию в офицеры, но и в унтер-офицеры производить не кого» — предписывалось отправить грамотных дворян из нижних чинов в пехоту ( Масловский II, 126 второй пагинации). Калашников 1999, 127–130 (данные по грамотности на 1745 г.), Фаизова 1999, 53. .