Татьяна Гусарова - Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

Примечательно, что, идет ли речь о высшей аристократии или о нетитулованном дворянстве, при определении границ этих групп автора совершенно не занимают такие категории, как благородство, чистота крови, древность рода, наличие родословия и т. д. В основе его классификации иные принципы: выполнение определенной социальной функции и уровень доходов, непременно соответствующий месту в социальной иерархии.

Это составляет характерную особенность английских теоретических взглядов на дворянство как сословие, ибо акцент делается не столько на качестве — «благородный человек», сколько на статусе — «дворянин», причем статус здесь неразрывно связан с имущественным цензом. Этот момент прослеживается в трактате Смита, проводившего аналогию между Англией и Римской империей, в которой принадлежность к определенной группе была возможна только при наличии соответствующего состояния. Так, английское пэрство он уподобляет римским патрициям, подчеркивая, что «…в Англии никого не возводят в баронство, кроме тех, кто может тратить в год из своих доходов 1000 ф. ст. или по меньшей мере 1000 марок». Рыцарей Смит сравнивает с сословием всадников, а «римские всадники избирались ex censu , то есть в соответствии с их состоянием и богатствами» [8] Smith Th. Op. cit. Ch. 17, 18. .

Это не означало, разумеется, что разорение, сползание ниже квалификационного уровня доходов влекло за собой утрату дворянского статуса или титула, однако в глазах своих современников такой человек заметно проигрывал. В лучшем случае он вызывал проявления сочувствия, подчас унизительного, которое пережил, например, граф Оксфорд, один из пэров королевства, разорившийся до такой степени, что был вынужден продавать «свинец с крыш своих замков» [9] Wilson Th. Op. cit. P. 22. . Решение о помощи ему публично обсуждалось в парламенте, после чего в качестве вспомоществования королева пожаловала графу епископство Или, и таким образом конфликт между высоким статусом и бедственным состоянием его финансов был разрешен. В худшем случае неблагополучный дворянин мог вызвать иронию и даже насмешку, которая явственно сквозит у Томаса Смита, когда он рассуждает о том, кто не может поддержать необходимый уровень жизни: «Слава и богатство его предков будут служить ему прикрытием настолько долго, насколько это возможно, и он будет напоминать позолоченную вещицу, с которой еще не стерлась позолота, хотя внутри она сделана из меди» [10] Smith Th. Op. cit. Ch. 20. .

Прежде чем обратиться к положению английской аристократии (герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов) в XVI столетии, следует подчеркнуть значение ряда исторических факторов в формировании ее облика. Во-первых, это отсутствие по-настоящему глубоких корней английских знатных родов, которые за редчайшим исключением были не в состоянии проследить свою историю в до-нормандский период. Текущая в жилах английского пэрства кровь нормандских баронов не была достаточно древней в соответствии с континентальными мерками. Чтобы компенсировать этот недостаток, английская аристократия искала родственных связей с древними местными англосаксонскими династиями, что нашло отражение в родословных многих знатных родов. (Хотя многие удовлетворялись и происхождением от сподвижников Вильгельма Завоевателя, считая его достаточно респектабельным.) Однако отрезвляющий скепсис, всегда существовавший в обществе на этот счет, возможно, и стал причиной того, что в Англии не слишком усердно теоретизировали по поводу благородства и древности крови.

Важнее сомнительной давности происхождения был другой фактор: гораздо более сильная, чем в других странах, историческая зависимость аристократии от королевской власти, ее воли, а порой и произвола. Еще в эпоху завоевания здесь сложились специфические тесные отношения баронства с королем. Высший слой не вырастал на местной почве, а насаждался им. В результате всеобщего подданства баронов суверену и сам статус нобилитета, и титулатура были связаны в первую очередь с королевской милостью, с пожалованием. В то время как опорой аристократии на континенте были обширные земельные владения, сложившиеся естественным путем, здесь этот фактор был вторичным, поскольку земли раздавались королем, с прямым намерением, чтобы они не стали основой могущества знати. Отсюда — несовпадение титулов английского пэрства с землями, которые они держали, частая и произвольная перетасовка королями земель возвышаемых ими или неугодных подданных. В результате в XVI веке граф Эссекс, например, не имел никакого отношения к землям графства Эссекс, а земли графа Оксфорда располагались где угодно, только не в Оксфордшире. Следовательно, титул отражал в первую очередь не статус человека как земельного собственника, а его отношения с монархом. Поэтому большее значение для приобретения ранга английского аристократа, пэра имели не земли, а должности и иные королевские пожалования за службу.

Само понятие «пэр» также несет на себе отпечаток большой свободы, с которой английские монархи обращались со своей аристократией. Пэром королевства считался тот, кто имел право заседать в высшей палате парламента, призываемый туда особыми королевскими письмами.

Со временем и право, и звание стали наследственными, и в XVI в. большинство пэров наследовали свой ранг по мужской линии. (По воле короля в случае пресечения рода он мог передаваться и по женской линии в виде исключения.) Но, несмотря на то, что наследственные права пэрства усилились, не только они определяли этот почетный статус. Выбирая тех, кто будет заседать в палате лордов, короли руководствовались не только собственным политическим расчетом, но принимали во внимание и уровень благосостояния своего вассала. Статус пэра, таким образом, мог быть утерян с потерей приличествующих доходов. Так, на время исключались из пэрства герцог Бедфорд и маркиз Беркли в конце XV в., лорд Клинтон и графы Кент в первой половине XVI в. Во второй половине столетия их дела поправились, и Елизавета I вновь призвала их в парламент.

Историческая традиция определила и теоретические взгляды на возведение в разряд пэрства, распространенные в XVI в. Т. Смит суммировал их следующим образом, делая акцент не на природном праве аристократии, диктуемом благородством, а на королевском выборе: «Возведением в звание ( creation ) я называю в первую очередь дарование и определение условий для этого почетного звания, жалуемого государем за добрую службу; продвижение, которым государь награждает. Это звание вместе с титулом обычно, но не всегда даются ему [пэру] и его наследникам только мужского пола» [11] Smith Th. Op. cit. Ch. 17. .

Оговорка о том, что титул не всегда наследуется автоматически даже прямыми потомками пэров, весьма интересна. Пассаж, следующий у Смита ниже, говорит о разрыве между юридической нормой и бытовыми представлениями. Согласно букве закона, пэрство индивидуально и для наследования титула и достоинства герцога, маркиза, графа, виконта или барона даже прямыми наследниками необходима санкция короля. Но на практике все их потомки пользовались ореолом высокого титула предка: «Остальные из детей знати по строгости закона — не более, чем эсквайры, но в просторечьи всех сыновей герцогов и маркизов, а также старших сыновей графов называют лордами. А это звание обычно не дается никому, кто рангом ниже барона» [12] Smith Th. Op. cit. Ch. 17. .