Валерий Степаненко - Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176)

Сам Мануил, по словам Никиты Хониата, сравнивал свое поражение при Мириокефале с разгромом Романа Диогена при Манцикерте [14, 246]. Все исследователи отмечают, что при кажущемся параллелизме событий их масштабы несопоставимы [160, 513; 86, 332; 67, 165; 230 а, 257–275]. При Манцикерте византийская армия потерпела поражение от войск султаната Великих Сельджукидов, объединявшего в тот период огромные территории от Средней Азии до границ Египта, тогда как при Мириокефале она была разгромлена войсками малоазийского Румского султаната. Это сопоставление наиболее наглядно демонстрирует путь по нисходящей, пройденный Византией за столетие. И ближневосточная политика Комнинов, зачастую основывающаяся не на реальной оценке своих сил и сил противника, а на внешнеполитических концепциях и амбициях, унаследованных от XI в., во многом ускорила падение империи.

Последние годы правления Мануил а (1177–1180) ознаменовались прекращением активных военных действий империи в Малой Азии. Этот период отмечен усилением сельджукских набегов на пограничные районы Византии. Так как Дорилей не был разрушен, сельджуки разграбили Траллы, Луме, Антиохию Фригийскую и ряд других городов. И хотя византийские отряды перехватили их на обратном пути при р. Меандр, освободить всех пленных не удалось. Позже сельджуки вновь грабили районы Харакса и Панасиона. Мануил был вынужден лично выступить в поход на север Вифинии, когда сельджуки осадили Клавдиополь [289, 68–73]. В целом, несмотря на отдельные успехи, Византия переходит к обороне на своей малоазийской границе, тогда как стратегическая инициатива всецело переходит к Румскому султанату. К этому времени Килич Арслан II заключил союзный договор с Салах ад-Дином (1178) к и султан Египта во исполнение договора совершил поход против княжества Рубенидов, становившегося все более опасным противником Рума в Малой Азии (1179). В свою очередь, Сельджукид выступил в качестве посредника в примирении Салах ад-Дина с Зенгидами Мосула и Артукидами Диар Бакра. Тем не менее объективно на южных границах Рума растет египетская опасность: в 1182 г. Салах ад-Дин захватил Эдессу, Ракку, Серудж и Амиду. 11 июня 1183 г. египетские войска завершили завоевание Сирии, вступив в Алеппо. Лишь борьба с франкскими государствами Сирии и Палестины отвлекла Салах ад-Дина от малоазийских проблем. Тем не менее его войска дошли до Хлата у оз. Ван, лишив Рум возможности продолжать экспансию на своих юго-восточных границах. Раздел султаната на двенадцать уделов между наследниками Килич Арслана (1190) ослабили Рум, свидетельством чего явился разгром его столицы Икония участниками третьего крестового похода.

К концу XII в. в целом закрепляется то соотношение сил, которое сложилось в Малой Азии между Византией и Румом после 1176 г. Распад султаната и резкое ослабление Византии после краха Комнинов (1185) сделали обе стороны неспособными кардинально изменить положение в регионе в свою пользу.

После 1071 г. в Малой Азии происходят необратимые экономические, демографические и этнические изменения. Вследствие сельджукского завоевания региона (разгром городов, гибель или бегство населения в прибрежные районы полуострова, запустение огромных территорий) земледельческий уклад в центральной части его почти повсеместно вытесняется кочевым скотоводством, а греческое и армянское население — кочевниками-тюрками. Переселенческая политика самой Византии, выселявшей вглубь своей территории население пограничных районов, лишь способствовала этому. Как следствие, в стремлении отвоевать у Румского султаната центральные районы Малой Азии империя не могла опереться здесь на местное земледельческое население и сколь-нибудь прочно удержать данные территории под своей властью. Но в предшествующий период именно переселенческая политика была одним из наиболее действенных средств восстановления власти Византии на Ближнем Востоке, так как реконкиста империей Малой Азии сопровождалась заселением вновь приобретенных территорий греками, армянами, болгарами, сирийцами, вследствие чего арабское население здесь было вытеснено за пределы новых границ Византии.

В условиях значительного экономического и военного ослабления империи, даже после известной стабилизации ее внешнеполитического положения к концу XI в., она была уже не в состоянии достичь решающего перелома в борьбе за Малую Азию собственными силами. Единственным существенным успехом ее было использование военных сил крестоносцев для отвоевания у Рума юго-западной части полуострова. Оформившаяся к этому времени граница с султанатом, несмотря на некоторые изменения в пользу империи в последующие годы, в целом сохранялась до конца XII в.

Одной из причин относительно скромных успехов Византии в Малой Азии, да и на Ближнем Востоке в целом, явилось возрождение ею с 30-х годов XII в. глобальной внешней политики, целью которой было не только возвращение утраченных после 1071 г. территорий как в Азии, так и в Европе, но и возвращение ей статуса мировой державы, т. е. воссоздание ойкуменического сообщества как системы международных отношений, центром которой вновь стала бы окруженная вассальными государствами Византия. Уже в период правления Алексея I внешняя политика империи, сохраняя в целом оборонительный характер, в долгосрочном плане была ориентирована на будущую экспансию от Балкан до Тигра и Евфрата (об этом пишет Анна Комнина). В то же время реально успехи императора на Балканах в борьбе с половцами, печенегами и норманнами были достигнуты ценою признания утраты нм Малой Азии по соглашению с Румским султанатом на р. Дракон (1081) и отказа от активной политики здесь вплоть до первого крестового похода.

В условиях явной невозможности параллельного ведения наступательных действий на всех фронтах Византия все чаще сочетает войну с дипломатией, средства которой становятся все тоньше и изощреннее. В ход был пущен весь арсенал испытанных средств и методов, а также некоторые нетрадиционные: связанное с отказом от политики «блестящей изоляции» заключение дипломатических и военных союзов (за которые империи все чаще приходилось расплачиваться экономическими уступками), широчайшее использование брачной дипломатии, ранее невозможной уже с точки зрения ойкуменизма, возрождение политики «борьбы с варварами руками самих же варваров». Все это во многом было связано с тем, что собственных ресурсов империи для реализации поставленных перед нею целей было явно недостаточно.