Николой Крадин - Империя Хунну

Подобные выводы можно сделать в отношении хуннского гончарства. Исследователями хорошо изучена эта самая массовая категория археологического материала [139] Доржсурэн 1961; Коновалов 1976:193–198; Давыдова 1985: 38–43; Кубарев, Журавлева 1986; Дьякова, Коновалов 1988; Худяков 1989:135–140; и др. . В хуннской керамике вьзделяются два «пласта»: более ранний генетически восходит к аборигенным культурам; второй, более поздний, связан с ханьским гончарством [140] Дьякова 1993: 275–276; Филиппова, Амоголонов 2000. .

Таким образом, скотоводческая экономика эволюционировала в границах простого воспроизводства, ограниченного емкостью экологический зоны. При этом перед номадами всегда существовала реальная опасность экологического стресса. Для разрешения этих проблем номадам приходилось включать социальные механизмы регулирования (например, ограничение рождаемости) и/или привлекать дополнительные источники существования.

Это могли быть иные формы хозяйства: охота, рыболовство и земледелие. Охоту номады любили, и часто она была для них тренировкой военных навыков. Но земледелие и рыболовство предполагали оседлость, а на оседлость номадов могли вынудить только исключительные обстоятельства. Они относились к оседлости с презрением. Чаще кочевники предпочитали развивать земледельческую экономику внутри своего общества путем включения в его состав мигрантов или пленников из соседних оседлых государств. Такие поселки зафиксированы у многих номадов Евразии и в аридных зонах Африки. Были подобные населенные пункты и у хунну (см. следующую главу).

В целом, если руководствоваться вышеперечисленным набором факторов политогенеза, то можно сделать вывод, что главные внутренние предпосылки складывания государственности (экология, демографический оптимум, рост прибавочного продукта, развитие ремесла) у кочевников отсутствовали. Какие же причины толкали тогда кочевников на разрушительные походы, на массовые переселения и на создание могущественных степных империй? Отвечая на эти вопросы, необходимо учитывать следующие важные факторы.

(1) Этноисторические исследования современных пастушеских народов Передней Азии и Африки показывают, что экстенсивная номадная экономика, низкая плотность населения, отсутствие оседлости не предполагают необходимости развития сколько-нибудь легитимизированной иерархии. Следовательно, можно согласиться с мнениями тех исследователей, которые полагают, что потребность в государственности не была внутренне необходимой для кочевников [141] Lattimore 1940; Bacon 1958; Марков 1976; Buruham1979; Irons 1979; Khazanov 1984/1994; Fletcher 1986; Barfield 1992; Крадин 1992; 1994a; Голден 1993; Масанов 1995а; и др. .

(2) Степень централизации кочевников прямо пропорциональна величине соседней земледельческой цивилизации. С точки зрения мир-системного подхода, кочевники всегда занимали место «полупериферии», которая объединяла в единое пространство различные региональные экономики (локальные цивилизации, «мир-империи»). В каждой локальной региональной зоне политическая структурированность кочевой «полупериферии» была прямо пропорциональна размерам «ядра». Кочевники Северной Африки и Передней Азии для того, чтобы торговать с оазисами или нападать на них, объединялись в племенные конфедерации или вождества; номады восточноевропейских степей, существовавшие на окраинах античных государств, Византии и Руси, создавали «квазиимперские» государствоподобные структуры, а в Центральной Азии, например, таким средством адаптации стала «кочевая империя» [142] Grousset 1939; Lattimore 1940; Baifield 1981; 1992; Khazanov 1984/1994; Фурсов 1988; 1995; Крадин 1992; 1994а; Годден 1993; и др. .

(3) Имперская и «квазиимперская» организации у номадов Евразии развивались только в эпоху «осевого времени» [143] Ясперс, 1991. с середины I тыс. до н. э., когда создавались могущественные земледельческие империи (Цинь в Китае, Маурьев в Индии, эллинистические государства в Малой Азии, Римская империя на Западе), и в тех регионах, где, во-первых, существовали достаточно большие пространства, благоприятные для занятия кочевым скотоводством (Причерноморье, поволжские степи, Халха-Монголияи т. д.), и, во-вторых, номады были вынуждены иметь длительные активные контакты с более высокоорганизованными земледельческо-городскими обществами (скифы и древневосточные и античные государства, кочевники Центральной Азии и Китай, гунны и Римская империя, арабы, хазары, турки и Византия и пр.).

(4) Прослеживается синхронность процессов роста и упадка земледельческих «мир-империй» степной «полупериферии». Империя Хань и держава Хунну появились в течение одного десятилетия. Тюркский каганат возник как раз в то время, когда Китай был объединен под властью династий Суй, а затем Тан. Аналогичным образом Степь и Китай вступали в периоды анархии в пределах небольшого промежутка времени один за другим. Когда в Китае начинались смуты и экономический кризис, система дистанционной эксплуатации кочевников переставала работать, и имперская конфедерация разваливалась на отдельные племена до тех пор, пока не восстанавливались мир и порядок на юге [144] Barfield 1992. .

(5) Кроме этих генеральных закономерностей важную роль играли другие факторы (экология, климат, политическая ситуация, личные качества политических лидеров и даже везение), которые определяли ход исторического развития в каждом конкретном случае. Однако один из этой группы факторов следует выделить особо. Поскольку военные победы кочевых империй зависели, во-первых, от дисциплинированности военных подразделений и, во-вторых, лояльности подданных, которые были отделены как друг от друга, так и от «ставки» правителя большими расстояниями, это предполагало необходимость твердой централизованной системы власти в кочевом обществе. Поэтому в истории евразийских степей можно проследить реальную корреляцию между военной политической мощью различных кочевых империй и талантливостью степных лидеров, возглавлявших эти образования (Атей у скифов, Аттила у гуннов, Таныиихуай у сяньбийцев, Темучжин у монголов и др.) [145] Радлов 1893: 73–75; Lattimore 1940: 513; Pritsak 1952: 51; Sinor 1970: 99; Lingner 1982: 705; и др. .

История Хуннской державы является ярким примером, иллюстрирующим данную концепцию. В течение многих столетий древние китайцы и северные «варвары» соседствовали друг с другом. Периоды мирных торговых связей сменялись войнами между ними, набегами степняков и наоборот. Однако на протяжении многих веков кочевники не нуждались в империальной власти. Для этого не было никакой необходимости. Почему же хунну создали на рубеже III–II вв. до н. э. свою степную империю?

Главная причина образования первой в истории Центральной Азии кочевой империи находилась за пределами степного мира. К середине I тыс. до н. э. на Среднекитайской равнине сложились реальные предпосылки для формирования единого древнекитайского этноса. К этому времени жители практически всех древнекитайских царств осознали себя единым народом (хуася), который отличен по языку и культуре от окружающих «варваров». Чуть позже национальное единство было подкреплено политическим объединением. Лидерство в этих процессах принадлежало царству Цинь. В 228 г. до н. э. было разгромлено царство Чжао, в 225 г. пало царство Вэй, через два года — Чу, еще через год — Янь. В 221 г. до н. э. было покорено царство Ци и, наконец, были завершены кровопролитные междоусобные войны V–III вв. (период «Воюющих царств») и впервые в истории Поднебесной было создано централизованное общекитайское государство — империя Цинь.