Николой Крадин - Империя Хунну

(1) Возникновение такого крупного политического образования, как Хуннская держава, предполагает существование определенной этнополитической базы, на основе которой в течение некоторого времени складывались предпосылки для последующей политической интеграции в имперскую конфедерацию.

(2) Хуннская политая, в период, предшествовавший воцарению Модэ, при правлении Тоуманя и даже, видимо, ранее, в середине III в. до н. э. [108] Сыма Цянь 1996: 258, 260. предстает как сложившаяся централизованная политическая система с существующей социальной стратификацией, разработанной иерархической системой управления (Модэ, например, получил должность темника ), сложившимися институтами высшей власти (титул шаньюй , принципы наследования и другие факты, изложенные, в частности, в 110-м цзюане « Ши цзи » в фрагменте о молодом Модэ).

(3) Косвенным образом последний тезис подтверждают исследования китайских археологов хуннских (или хунноподобных) памятников во Внутренней Монголии в период «борющихся царств». Уже в эту эпоху в хуннском обществе существовали значительные социальные различия, прослеживаемые в погребальном обряде. Погребения кочевой аристократии и вождей содержали многочисленные украшения из золота и бронзы (только в могильнике Алучжайдэн (аймак Ханцзинь) было 218 предметов общим весом более 4 кг), встречаются предметы, специально сделанные для вождей (пластина с надписью титула « шао фу », украшения для церемониальной шапки, которые носили хуннские вожди, и др.) [109] Е.И. Кычанов сообщает, что до III в. до н. э. хуннские вожди именовались в китайских источниках термином цзюньчжан («государь-старейшина») (1977: 6). Тянь Гуанцзинь, Го Сусинь 1980; 1980а. .

(4) Согласно китайским летописцам хунну начали набеги еще в эпоху Чжоу и Цинь [110] Лидай 1958: 229; Материалы 1973: 39. .Периодически они усиливались, временами ослабевали [111] Лидай 1958: 17; Бичурин 1950а: 48; Материалы 1968: 39. . Еще в середине III в. до н. э. хунну представляли большую угрозу для южных соседей и успешно грабили приграничные районы китайских царств. Однако в 81-м цзюане « Ши Цзи » сообщается, что Ли Myразбил хунну и уничтожил более 100 000 хуннских всадников [112] Сыма Цянь 1996: 258, 260. . Скорее всего, достижения китайского полководца сильно преувеличены, но, возможно, косвенно это свидетельствует о силе хуннского объединения в указанную эпоху. Можно согласиться с выводом Л.Н. Гумилева, что после этого власть в степи перешла к дунху [113] 1960: 53. .

Следовательно, сложная политическая система сложилась у хунну еще до возникновения державы Модэ на рубеже III–II вв. до н. э. Что же тогда послужило причиной к консолидации степных племен в единую кочевую империю?

Политическая интеграция и последующее возникновение ранней государственности зависят от многих внутренних и внешних факторов, к числу которых наиболее часто относят благоприятные экологические условия, производящее (как правило) хозяйство, плотность народонаселения, развитую технологию, ирригацию, войны, завоевания и внешнее давление, культурное влияние, внешнюю торговлю, кастовую эндогамию и др. [114] Service 1975; Claessen, Skalnik 1978; 1981; Хазанов 1979; Haas 1982; Васильев 1983; Gailey, Patterson 1988; Павленко 1989; Коротаев 1991; 1997; Claessen 2000; и др. .

Данные факторы были выделены главным образом на основе изучения процессов политогенеза у оседло-земледельческих народов. Их роль в социальной эволюции кочевых обществ отличалась определенной спецификой. Так, активность кочевников нередко связывают с глобальными климатическими изменениями (усыхание по А. Тойнби (1991) и Г. Грумм-Гржимайло (1926), увлажнение по Л.Н. Гумилеву [115] 1993: 237–340 и др. ). Однако современные палеогеографические данные не подтверждают жесткой корреляции глобальных периодов усыхания/увлажнения степи с временами упадка/расцвета кочевых империй [116] Динесман и др. 1989: 204–254; Иванов, Васильев 1995: табл. 24, 25. .

По уровню технологического развития номады сильно отставали от своих оседлых соседей, но именно такие «орудия труда» скотоводческого хозяйства, как лошадь и верблюд, обусловили мобильность и некоторое военное преобладание кочевников над земледельцами в Евразии и Северной Африке в доиндустриальную эпоху [117] Jettmar 1966; Khazanov 1990. . Кроме этого, в военной технологии древние и средневековые кочевники совсем не уступали, а часто даже превосходили своих оседлых соседей.

Не совсем ясна роль демографического фактора в политогенезе номадов, поскольку рост поголовья скота происходил быстрее увеличения народонаселения, приводя при этом к стравливанию травостоя и к кризису экосистемы и общества. С другой стороны, численность кочевников была намного ниже численности земледельцев и горожан (например, население империи Юань составляло около 60 млн человек, тогда как монголов было всего около 1,5–2 млн человек [118] Щалай 1983: 55–57; Кульпин 1990: прил. III. ). Для номадов более характерна такая плотность населения, которая у земледельцев чаще встречается в доиерархических типах общества и в вождествах разной степени сложности [119] Коротаев 1991: табл. VII, XI. . Но в то же самое время номады могли выделить в армию более ¾ взрослых мужчин [120] Семенюк 1958: 66. , что увеличивало их военную силу и возможность подчинения своих оседлых соседей. Количество подобных несоответствий и парадоксов без труда можно увеличить.

В целом специфика процессов политической интеграции у кочевников-скотоводов была обусловлена особенностями экологии аридных зон Евразии. Кочевое скотоводство отличается значительной нестабильностью, сильно зависит от природно-климатических колебаний. В этом нет особой разницы между древними, средневековыми и более поздними номадами [121] Хазанов 1975: 149–150; Крадин 1992: 52–53. . Не были в данном случае исключением и хунну. Суровые природные условия их существования наводили ужас и тоску на китайских военачальников, путешественников и дипломатов [122] Лидай 1958: 29, 32, 229, 255, 264; Бичурин 1950а: 55, 60, 94, 108; Материалы 1968: 44, 48; 1973: 40, 59, 67. , а источники образно рисуют картину бедствий, регулярно приносимых климатическими неурядицами. Так, например, под 46 г. н. э. сообщается:

«В землях сюнну несколько лет была засуха и саранча; земля на несколько тысяч ли лежала голая, деревья и травы посохли, народ и скот голодали и болели, от чего умерли и пала большая часть (народа и скота)» [123] Лидай 1958: 678; Бичурин 1950а: 117; Материалы 1973: 70. .

В целом летописи позволяют подсчитать (для тех лет, где есть соответствующие данные), что у хунну природные катаклизмы случались примерно раз в десять лет [124] Лидай 1958:48, 191–192,207, 219–221, 255, 678–679, 692; Бичурин 1950а: 71, 76–77, 82–83, 91–93, 107, 117, 119, 123, 127; Материалы 1968: 59; 1973: 22–23, 28–29, 36–37, 39, 59, 70, 72, 77, 81, 149. . К сожалению, этот вывод нельзя корректно сопоставить с другими данными, поскольку в моем распоряжении имеются лишь две относительно представительные выборки: по казахам [125] Слудский 1953; Шахматов 1955. и оленеводам Северной Евразии [126] Крупник 1989:128–140. , у которых повторяемость массовых падежей скота вследствие джутов и иных причин составляла примерно один раз в 10–12 лет. Однако, кроме вышецитированных исследователей, о цикличном характере скотоводческой экономики писали и другие авторы [127] См., например: Косарев 1991: 47; Масанов 1995а: 100; Ситнянский 1988: 130–131. . Есть мнение, что с джутом связан двенадцатиричный годичный цикл [128] Шахматов 1955. , а год Зайца является годом джута [129] Масанов 1995а: 100; Ситнянский 1998: 131.. . Не исключено, что данная периодичность связана с 11-летним циклом колебания солнечной активности [130] Эйгенсон 1957; Чистяков 1996; и др. .