Людвик Флек - Возникновение и развитие научного факта

Интересно отметить, что сам Вассерман думал об этом впоследствии. «Я прошу учесть, что, разрабатывая серодиагностику сифилиса, я руководствовался вполне сознательно идеей поиска диагностически значимого амбоцептора, т. е. вещества, связывающего антиген, а затем, когда процесс подходит к точке насыщения, связывающего добавляемый комплемент, в соответствии с законами Борде и Эрлиха. В качестве антигена мы с моим сотрудником Бруком использовали вытяжки из органов людей, больных сифилисом, и обезьян, которых А. Нейссер искусственно заражал этой болезнью» [140].

Если рассматривать эти высказывания беспристрастно, то ни в коем случае, при самом позитивном отношении к автору, нельзя согласиться с его словами. Вассерман не искал в своих первых работах «диагностически значимый амбоцептор». Он, прежде всего, искал «сифилитические вещества», которые, как он полагал, являются «растворенными микроорганизмами», т. е. антигенами, а вовторых, «специфические антитела, противостоящие веществу микроорганизмов, вызывающих сифилис», т. е. специфический амбоцептор. Впоследствии выяснилось, что (1) демонстрация наличия сифилитических веществ (антигенов) абсолютно ничего не дает для диагностики; (2) что амбоцептор, обнаруживаемый с помощью реакции, если и является таковым, то ни в коем случае не может считаться специфическим по отношению к данной инфекции. Таким образом, конечный результат исследования существенно отличается от того, что было задумано. Спустя пятнадцать лет в мысли Вассермана происходит отождествление намерений и результатов. Ломаная линия развития, этапы которого он, безусловно, глубоко переживал, теперь предстает как прямой целенаправленный путь [141]. Да и могло ли быть иначе? Все это время Вассерман проводил дальнейшие эксперименты, постепенно утрачивая осознание собственных ошибок. Теперь он уже не мог бы «64 раза находить специфический антиген в 69 вытяжках из сифилитической ткани» и получить в 14 контрольных опытах одни лишь отрицательные результаты.

Итак, можно говорить о твердо установленных фактах, которые, по-видимому, являются парадигмой многих открытий: из ложных посылок и невоспроизводимых начальных экспериментов, после множества ошибок и ложных ходов, возникло открытие огромной важности. Основные действующие лица этой драмы не могут поведать нам, как именно это произошло. Они рационализируют, идеализируют пройденный путь. Одни очевидцы говорят о счастливом случае, другие, подчеркивая свое положительное отношение, — о гениальной интуиции. Суждения одних и других не имеют научного значения. Те же самые люди не поступали бы столь поверхностным образом, когда бы речь шла о решении научной проблемы. Не значит ли это, что теория познания — это не наука?

Проблема не может быть решена, если оставаться на позиции индивидуалистической теории познания. Если же подвергнуть процесс подобного открытия научному исследованию, то это заставит нас принять социальную точку зрения. Это значит, что такое открытие должно рассматриваться как социальное событие.

В первую очередь, древние протонаучные идеи способствовали упрочению социального стереотипа по отношению к проблемам сифилиса. Это была, вопервых, идея сифилиса как наказания за плотский грех, идея, в значительной степени окрашенная этически [142]; во-вторых, это живучая идея изменения сифилитической крови, которая требовала своего подтверждения.

Нельзя переоценить то влияние, которое оказывала на исследования в этой области моральная атмосфера вокруг сифилиса, привлекавшая общественное внимание к достигнутым результатам, придававшая им особую значимость, стимулировавшая дальнейшее развитие. Туберкулез, который в течение многих сотен лет причинял человечеству гораздо больший ущерб, к сожалению, не привлек к себе аналогичного внимания, ибо считался не «проклятой и позорной», а скорее даже «романтической» болезнью. И никакие разумные доводы, никакая статистика не могли изменить это положение; исследования по туберкулезу не получили от общества столь же сильного стимула, не было соответствующего социального напряжения, которое должно было разрядиться путем исследований. Успехи, достигнутые в экспериментах по туберкулезу, не могут идти в сравнение с реакцией Вассермана или Salvarsan’ ом. Если бы дело шло о какой-нибудь пузырчатке, вряд ли можно было ожидать соперничества национальных престижей. Трудно даже представить, чтобы какой-нибудь министр здравоохранения взялся за мобилизацию усилий лучших исследовательских умов нации для разрешения проблемы, связанной со столь малозначимым с социальной точки зрения заболеванием. Такие исследования не нашли бы ни одной клиники, ни опытного руководителя, ни охваченных энтузиазмом ассистентов, ни поддержки общественных фондов; они не вызвали бы всеобщей дискуссии, соперничества, не нашли бы широкого общественного признания. Ученые, занимающиеся такой проблемой, не испытывали бы столь высокого напряжения творческих сил, ощущения жизненной важности своего труда.

Этой общей атмосфере сопутствовал еще и особый настрой, идущий от древней идеи изменений в крови сифилитиков. Если бы общественное мнение столь настойчиво не взывало к необходимости проверки крови, эксперименты Вассермана никогда не нашли бы такого резонанса, необходимого для дальнейшей разработки реакции, ее «технического совершенствования», для концентрации коллективного опыта. Вассерман вначале работал над проблемами серологической диагностики туберкулеза. Где были тогда многочисленные энтузиасты проверочных экспериментов, доброжелательные amici hostels [143] тысячекратные вариации дотошных конкурентов? Потому и немногое получилось из этих работ. А ведь они были не хуже двух первых работ по сифилису, которые также не были лишены недостатков, хотя их авторам и сотрудникам, работавшим с ними, они казались впоследствии (уже после достигнутого успеха) совершенными.

Именно социальная атмосфера содействовала сплочению мыслительного коллектива, участники которого, постоянно сотрудничая и взаимодействуя друг с другом, смогли провести экспериментальную работу, в результате которой возникла «реакция Вассермана», а вклад каждого из них остался в значительной степени анонимным. Был оставлен поиск антигена, а количество позитивных результатов возросло с 15–20 % до 70–90 %. Результаты стали более стабильными, объективными. Усилиями мыслительного коллектива реакция Вассермана стала эффективным диагностическим средством, а после введения спиртовых вытяжек — не только эффективным, но и практичным. Этот же коллектив добился унификации технической стороны дела, используя для этого почти исключительно социальные методы: организацию конгрессов, пропаганду в прессе, а также администрирование и законодательство.