Людвик Флек - Возникновение и развитие научного факта

В рамках межколлективного обмена идеями возникают и особые отношения между отдельными индивидами. Если между двумя индивидами имеет место очевидная интеллектуальная субординация, как, например, между учителем и учеником, то в этом отношении нет ничего собственно личностного — это отношение аналогично отношению между элитой и массой. С одной стороны, преобладает доверие, с другой стороны, наличествует определенная зависимость от «общественного мнения», от «здравого смысла». Если же это два равноправных участника одного и того же мыслительного коллектива, то возникает устойчивая связь интеллектуальной солидарности, совместного служения общей сверхиндивидуальной идее. Это создает определенную духовную взаимозависимость и общий настрой: ни одна из поставленных проблем не должна оставаться неразрешенной, каждый вопрос обсуждается и занимает свое место в сфере, очерченной стилем мышления. Это настроение взаимной симпатии ощущается немедленно, стоит лишь участникам беседы обменяться парой фраз. Тогда только и возникает возможность коммуникации, в противном случае взаимопонимание почти невозможно. Поэтому обмен мыслями внутри коллектива предполагает наличие этого чувства взаимной зависимости. Общая структура мыслительного коллектива имеет своим следствием то, что внутриколлективный обмен мыслями ipso sociologico facto [158] — независимо от логического обоснования и содержательной стороны этих мыслей — приводит к укреплению мыслительной структуры (Denkgebilde). Доверие к посвященным и зависимость последних от общественного мнения, солидарность между равноправными участниками, служащими одной и той же идее, — все это социальные факторы, способствующие возникновению общего специфического настроя и придающие мыслительным структурам все большую прочность и адекватность стилю мышления. Чем больше временная и пространственная дистанцированность от эзотерического круга, чем дольше продолжается обмен мыслями внутри одного и того же мыслительного коллектива, тем определеннее эти мыслительные структуры. Если человек с раннего детства воспитывается в определенной интеллектуальной традиции, а сама эта традиция складывается усилиями многих поколений, она обретает твердокаменную прочность.

На определенной стадии мыслительные навыки и нормы приобретают статус очевидности, воспринимаются как единственно возможные, как нечто такое, над чем не следует задумываться. Они даже могут восприниматься как нечто сверхъестественное, выступать как догмы, аксиомы, а не просто полезные соглашения. В этой связи было бы интересно сопоставить историю науки с историей спорта (от политеистического античного общества до физкультуры, имеющей гигиеническую направленность в наше время).

Сложностью современных социальных систем объясняется то, что мысли тельные коллективы во многих случаях пересекаются и вступают в различные взаимоотношения во времени и в пространстве. Мы видим различные профессиональные и полупрофессиональные мыслительные сообщества в различных сферах: бизнесе, военном деле, спорте, искусстве, политике, моде или в какойлибо области науки, религии и т. д. Чем более специфично, чем более специализировано какое-то мыслительное сообщество, тем прочнее особые мыслительные связи между его членами. Эта связь не знает границ ни между нациями и государствами, ни между классами или возрастными группами. Это можно сравнить с социальной ролью спорта или спиритуализма. Особые термины: матч, фол, walkover [159]в спорте, демарш, expose [160]в политике, сальдо, конто, «быки» и «медведи» на бирже, бутафория, экспрессия в искусстве — используются внутри мыслительных коллективов, независимо от границ национальных языков. Печатное слово, кино, радио — все это служит взаимному интеллектуальному воздействию внутри мыслительного коллектива. Они также способствуют поддержанию связи между эзотерическими и экзотерическими кругами, как бы ни были они отделены друг от друга и сколь бы ни были редкими и опосредованными их контакты.

Показательным примером, на котором хорошо видна общая структура мыслительного коллектива, является мода, если рассматривать только ментальное единство поклонников какой-либо моды, отвлекаясь от общих экономических, социальных и межличностных, профессиональных и коммерческих факторов этой сферы. Речь идет только о мышлении, определяющем моду как таковую, независимо от ее конкретного содержания.

Особый настрой мыслительного коллектива моды заключается в расположенности его участников непосредственно воспринимать то, что признано модным, в признании неоспоримой ценности моды, в чувстве солидарности с другими участниками этого же коллектива и безграничном доверии эзотерическому кругу. Наиболее верные сторонники моды принадлежат экзотерическому кругу, но они не вступают в непосредственное общение с теми, кто диктует моду, из кого формируется эзотерический круг. Особые продукты деятельности последнего проникают в экзотерические круги по официальным, если можно так выразиться, каналам коммуникации внутри данного коллектива, они лишены какой-либо персональной идентификации, а сила принуждения, с какой они воздействуют на рядовых участников коллектива, постоянно возрастает. В них нет указания на какие-либо частные мотивы. Просто говорят: «Се qu’il vous faut pour cet hiver» [ «Это то, что вам нужно носить этой зимой»], или «А Paris la femme porte…» [ «В Париже женщины носят…»], или «Lance au printemps par quelques jeunes femmes de la societe partisienne…» [ «Известные законодательницы парижской моды рекомендуют публике…»]. Это наиболее сильное из возможных принуждений, ибо оно воспринимается как самоочевидная необходимость, а не как принуждение. Горе той верующей, которая не захочет или не сможет подчиниться этому диктату: она ощущает себя оставленной всеми, на ней как бы лежит клеймо, которое, как ей хорошо известно, уличает ее в измене перед всеми ее подругами. Члены эзотерического круга испытывают гораздо меньшее давление: они даже могут позволить себе коекакие новшества, которые обретают принудительную силу только впоследствии, благодаря внутриколлективной коммуникации. Однако и они вынуждены следовать определенной «обязательности»: нельзя, чтобы у костюма в стиле ампир были рукава в стиле барокко, etc.

Сравнивая стили мышления, мы тотчас замечаем, что различия между ними могут быть меньшими и большими. Например, различие между стилями мышления физиков и биологов не так уж велики, если только последние не стоят на позиции витализма. Гораздо больше различий между стилями мышления физиков и филологов, еще большая разница между стилем мышления современного европейского врача и специалиста по китайской медицине или мистика Каббалы. Можно говорить о нюансах стиля, о вариативности стилей, о различных стилях. Но построение исчерпывающей теории стилей мышления не может быть задачей этой книги. Здесь хотелось бы только указать на некоторые особенности межколлективной коммуникации стилей.