Людвик Флек - Возникновение и развитие научного факта

Итак, Лёв обладал совершенно иной, чем наша, готовностью к видению предметов и явлений и иным способом научного осмысления увиденного. Здесь не должно быть недоразумений: конечно, он, скорее всего, не был светилом своего времени, и даже вряд ли его можно считать типичным представителем современной ему науки. Но он являет собой пример научного мышления, отличающегося от нашего. Лёв рассматривает мир сквозь призму особого настроя и видит в нем глубокие связи, вещи, наполненные особым символическим смыслом, что в наших глазах выглядит фантастическим и мистическим. Это особая ограничительная рамка мышления (Denkzwang), которая способна обеспечить непосредственное восприятие соответствующих гешталътов. При этом он остается трезвым мыслителем, описывающим только то, что наблюдается.

Чтобы еще больше прояснить различия между научными наблюдениями, связанными с двумя различными стилями мышления, наверное, стоит сравнить анатомические описания и рисунки из старых и новых школьных учебников. Я перелистал несколько учебников по анатомии XVII и XVIII веков и нашел в них несколько почти одинаково подходящих для этого примеров. Вначале процитирую описание ключицы (claviculae) из книги Фомы Бартолина: [178] «Claviculae, kleides, quod thoracem claudant, et instar clavis firment scapulam cum sterno: vel quod claves aedium antiquas referant, Patavii in antiquis aedibus a Spigelio visas. Celsus jugula vocat a jungendo, alii ligulas, os furcale, furcalem superiorem. — Sitae sunt transversim sub imo collo, in pectoris summo, utrinque una. — Figura est oblongi S Latinie, hoc est, convexa, extrinsecus leviter cava, ne vasa ibi lata comprimantur. In viris vero magis incurvantur, ut minus impediatur brachii motus: in mulieribus minus, pulchritudinis ergo, cumfoveae eo in loco поп ita conspicuae sint in foeminis atque in viris, unde et minus agiles sunt ad projiciendos lapides. — Substantia crassa est, sed fistulosa et fungosa; unde saepe frangitur, et facile coalescit. — Superficies aspera et inaequalis. — Connectuntur cum scapulae processu superiore per cartilaginem, quae tamen ei connascitur, ut cedat nonnihil in motibus scapulae atque brachii, sed tantum ligamentis detinetur articulum amplexantibus, capite lato et oblongiusculo et cum sterno alio capitulo jungitur, ut supra dictum. — Usus est, ad varios motus brachii, quod quia hoc osse tanquam palo stabilitur, ideofacilius sursum et retrorsum movetur. hinc bruta claviculis carent; exceptissima, scuiro, mure, etechino» [179].

Это описание состоит из (1) лингвистического анализа терминов, который занимает 1/5 всего фрагмента; (2) краткого описания расположения ключицы и довольно детального описания ее связи с другими костями; (3) весьма четкого, но небогатого подробностями описания формы; (4) очень краткого описания поверхности («superficies aspera et inequalis») и внутренней структуры («substantia crassa est, sed fistulosa et fugosa»); (5) нескольких сравнительно обширных и очень подробных телеологических замечаний, занимающих около 1/4 всего объема; (6) нескольких кратких замечаний по сравнительной анатомии («Hinc bruta claviculis carent. etc.»).

Сравним с этим современное описание, которое, например, можно найти в весьма сжатом учебнике по анатомии Мёллера-Мюллера: [180]«Clavicula, ключица. На кости выгнутой в форме литеры S, между лопаткой и грудиной, выделяется центральная часть, конец грудной и плечевой. Центральная часть имеет верхнюю и нижнюю поверхности с мелким углублением (musculus subclavicus); переднюю (М. pectoralis major ё deltoideus) и заднюю кромки. Плечевой конец призматический, имеет переднюю (М. pectoralis major), заднюю (М. sterno-hyoideus), нижнюю и среднюю поверхности (Fades articularis sternalis), верхнюю (М. sternocleidomastoideus), нижнюю и заднюю кромки. На нижней поверхности находится реберный, костальный бугорок (Lig. costoclavicular). Плечевой конец имеет верхнюю, нижнюю и поперечную поверхности (Fades articularis acromialis), переднюю (М. deltoideus) и заднюю кромку (М. trapezius). На нижней поверхности есть «вороний бугорок» (Lig. coracoclaviculare). Развитие: основной стержень находится в средней части с основанием на грудном конце».

По сравнению с приведенным выше описанием XVII века заметны следующие изменения. Вовсе нет: (1) псевдолингвистического анализа терминов; (2) большей части образных сравнений при описании формы и положения; (3) телеологических замечаний. Вместо этого имеется: (4) подробная информация о мускулах и их связи с костью; (5) намного больше описаний поверхностей, кромок, отдельных частей кости. Явно заметен сдвиг интеллектуальных интересов: то, о чем Бартолин упоминает в нескольких словах, расширено в десятки раз, а то, о чем он долго распространяется, почти полностью исчезло. Вместо занимающего почти половину текста анализа термина и телеологии введено подробное описание связей внутри телесной структуры. Терминологическая сторона дела, равно как популярный аспект формы и цели, отодвинуты за кулисы, тогда как на авансцену выходит детальное описание взаимосвязей в духе технико-механической теории.

Перечисленные здесь характеристики свойственны всем старым анатомическим описаниям, даже в еще более выразительной и яркой форме. Встречается анализ терминов, занимающий полстраницы с цитатами, дискуссиями, выводами, перечислением различных мнений. В «Анатомии» Везалия, изданной фонтанусом [181], в разделе о бедренной кости анатомическому строению в современном смысле этого слова посвящено всего 31 слово, зато 135 слов посвящены описанию термина «femur», как он встречается у Плиния, Плавта, Вергилия, Горация и др. У Бартолина читаем: «Ventriculus dictus quasi parvus venter» (s. 66), или «Testes seu testiculi, quasi attestantes virilitatem» (s. 208), или «Cor a currendo ob motum dictum» (s. 353). Здесь термин имеет совершенно иное значение, чем сегодня, он вовсе не случаен или произволен, его определение исторически обусловлено: в самом термине заложен непосредственный смысл и его исследование является частью знания о том, что им называется; имя есть важное свойство того, что именуется.

Характерна особая графичность старых анатомических описаний и иллюстраций. Мы видели это в описании ключицы. А вот как Бартолин пишет о почке: «Figura est phaseoli, item folii asari, si planam superficiem spectes. Exterius in dorso seu ad ilia gibbosa et rotunda est figura; inferius ad partem supremam et imam gibba, sed ad mediam concava et sima» (s. 177). В анатомических книжках XVII и XVIII веков можно найти совершенно роскошные графические изображения человеческой иннервации и человеческих внутренностей, которые было бы напрасно искать в новых учебниках. Но эта графичность окрашена особым образом: фигуры скелетов — это не просто кости, или костная система; они являются эмоциональными символами смерти, в руках они держат лопаты, косы или другие знаки смерти [182].Фигуры людей с обнаженными мускулами изображены в виде мучеников, другие фигуры также изображены в патетических позах. На их лицах не пустое выражение мертвеца, они изображены не схематически, как на современных иллюстрациях; это выразительные, характерные, скульптурные лица. Если изображен еще неродившийся ребенок, пропорции его тела и положение членов скорее похожи на то, как изображались купидоны: маленькая голова, члены сложены в умильной позе, вовсе не напоминающей свернутую фигуру эмбриона [183]. Рассматривая наиболее старые анатомические рисунки [184], мы поражаемся прежде всего их примитивно-символическим и схематическим видом. Схемы одинаково условны, органы изображены символически, например, как круговой проток в грудной клетке, который должен символизировать протекание воздуха в груди или схематическое 5-дольное изображение кишечника. Это идеограммы (Sinnbilder), которые соответствуют распространенным в то время идеям, а не формам природы, как мы их теперь понимаем. Например, на изображениях клубка внутренностей мы не видим определенного количества правильно уложенных слоев, а видим только ряд спиралевидных линий, символизирующих внутренности [185]. Невидим также точного изображения мозговых извилин, в видим только «сморщенную поверхность мозга»; не видим определенного числа ребер, а видим некую «ребристость» (грудной клетки) [186]; мы не видим точно разделенных слоев в разрезе глаза, а видим только схематически изображенную многослойность, что делает рисунок похожим на изображение разреза луковицы [187].