Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Обнаруженный Брассером де Бурбуром манускрипт был копией составленного Ландой «Сообщения о делах в Юкатане», переписанной с должным старанием тремя неизвестными писцами в 1616 году. Она хорошо сохранилась, сравнительно легко читалась, и, хотя переписчики допустили (очевидно, сознательно) ряд сокращений, к счастью, они сохранили наиболее ценные части оригинала, в том числе очень важный для нашего рассказа список 27 алфавитных знаков, которыми, по словам Ланды, пользовались писцы древних майя.

В своем сообщении Ланда дал огромную и ценнейшую информацию об индейцах майя. Она помогла и продолжает помогать сегодня раскрывать многие тайны их великой цивилизации.

Правда, есть немало оснований предполагать, что подлинным автором или по крайней мере соавтором сообщения является уже упомянутый нами индеец Гаспар Антонио Чи — главный «консультант» по делам майя не только самого Ланды, но и многих других испанцев, которые неоднократно упоминают его имя в своих сообщениях того периода. Однако нет (или не сохранилось) ни письменных, ни устных свидетельств, которые подтверждали бы с должной достоверностью такое предположение, и поэтому Ланда имеет полное право единолично претендовать на авторство сообщения — основного, наиболее полного и при этом весьма точного документа о древних майя.

Не вызывает сомнений, что Ланда действительно был выдающимся знатоком индейцев майя и их удивительной цивилизации. Но это еще больше отягощает его вину за бесчеловечное обращение с индейцами и уничтожение бесценных сокровищ их древней культуры. Подобному «деянию» католического монаха нет и не может быть оправданий!

В «Сообщении о делах в Юкатане» Ланда записал легенды о прошлом майя. Многие из них, очищенные от двойной мистической приправы — майя и католической, легли в основу хронологии и истории майя. Он рассказал о быте, обычаях и религии этого народа, о том, чем питались майя, как одевались и что строили, чему радовались и отчего печалились; как женились, воспитывали детей и хоронили умерших; он описал их ремесла, торговлю, земледелие и даже правосудие. Но больше всего внимания Ланда уделил разоблачению их еретической веры. Его подробные, хотя и тенденциозные — ведь он был католическим монахом, — записи довольно полно раскрывают духовный мир майя — мрачный и откровенно жестокий во всем, что касалось их религии, даже если сделать скидку на тенденциозность францисканского монаха.

Ланда помог понять и изучить на основе собранного в сообщении богатейшего материала систему летосчисления и календаря майя, их счета, который, кстати сказать, был двадцатеричным. В результате календарные знаки как в рукописях, так и на других памятниках культуры майя сравнительно легко поддались расшифровке (перед исследователями ведь был не такой уж сложный календарно-цифровой код, которому соответствовали даты и числа, а не древний язык) и стали достоянием не только ученых.

Наконец, Ланда дал довольно подробное, хотя и путаное, описание письменности майя и записал «алфавит», ставший впоследствии знаменитым. Конечно, Ланда не предполагал, что три столетия спустя вокруг «алфавита» возникнут ожесточенные споры и зародится полемика длиною в целый век; что его «алфавит» будет порождать надежды и с одинаковой легкостью убивать их; вызывать страстные дискуссии, доходящие порой до откровенной ругани в среде ученых мужей, и заставит сесть за дешифровку письменности майя как маститых ученых, так и совсем еще юных студентов и даже школьников…

Иными словами, Диего де Ланда и его «Сообщение о делах в Юкатане» сегодня, как и сто лет назад, стоят в центре всех исследований, которые связаны с историей и культурой древних народов Америки. Именно поэтому найденный Брассером де Бурбуром в испанских архивах манускрипт столь сильно взволновал ученых. Но больше всего их обрадовал так называемый «алфавит Ланды».

Однако разве Ланда не уничтожил все рукописи майя и тем самым не «обезвредил» составленный им самим «алфавит»?

К счастью, от костров испанской инквизиции чудом все же уцелели три ставшие уникальными рукописи майя. Кроме того, на древних архитектурных сооружениях этого великого народа-строителя были обнаружены многочисленные знаки, высеченные на камнях либо вылепленные на гипсовых барельефах, весьма схожие с теми, что заполняли рукописи. Во время раскопок, которые к моменту открытия Брассера де Бурбура весьма робко, но все же велись на развалинах древних столиц, крупных центров и больших и малых городищ майя, археологи нашли высокие продолговатые камни — стелы, сплошь разукрашенные теми же таинственными знаками. Надписи попадались и на пластинах, статуэтках и других мелких украшениях. Словом, к концу XIX века накопилось немало текстов майя.

Казалось, что теперь перед учеными стояла предельно ясная задача: пользуясь «алфавитом Ланды», который к тому же дает в своем сообщении три примера написания с его помощью слов, прочесть древние рукописи и другие тексты. Но первые же попытки решить столь простую на вид задачу потерпели провал.

Первым приступил к чтению знаков письма майя сам Брассер де Бурбур. И он действительно «прочел», но только не знаки, а то, что ему хотелось. «Ожившие вулканы… содрогание земли… извержение лавы…» (в «переводе» Брассера де Бурбура, который был страстным сторонником существования и гибели от катастрофы мифической Атлантиды) впоследствии оказались… лишь списком дней из календаря майя!

Подобных «переводов» появилось немало; они делались как с помощью «алфавита Ланды», так, впрочем, и без него. Рекорд фантазерства принадлежит французу Ле Плонжону: он умудрился объявить «космогонической поэмой», повествующей (конечно, на языке майя) о гибели Атлантиды, названия букв греческого алфавита — альфа, бета, гамма и т. д.!

Правда, серьезные ученые сразу же отвергали подобные дилетантские «открытия» незадачливых дешифровщиков.

Уже в 1881 году знаток древневосточных письмен Леон де Рони предпринял первое серьезное изучение письма майя. Сделав предположение, что письмо майя является иероглифическим, то есть аналогичным древним иероглифическим письменам Китая, Египта, Вавилона, он стал искать в нем три типа знаков, являющихся теми «китами», на которых держится любое иероглифическое письмо: идеографические, передающие корни слов; фонетические, передающие один слог или один звук; ключевые, или детерминативы, — знаки, которые употребляются для пояснения смысла слова, хотя сами не читаются. Например, слово «лев» может служить для обозначения животного и собственного имени; благодаря знаку-детерминативу читатель определит, о чем именно идет речь.