Елена Майорова - В огне революции [Мария Спиридонова, Лариса Рейснер]

Семья ликовала — в ней появился еще один гений. Журнальное издание пьесы «Атлантида» превратилось в событие, под знаком которого прошла вся зима.

Лара уже давно не была гадким утенком. Напротив, в ней проявилась редкая исключительная, породистая красота, которую она отлично осознавала. С 1913 года у Рейснеров жил старший сын Леонида Андреева Вадим. Семья отца постоянно проживала на Черной речке, а ему надо было ходить в 1 класс гимназии. Он очень тепло в своей повести «Детство» пишет о Рейснерах. Поселившись у них он сразу стал членом семьи, стал жить рейснеровскими интересами, их принятием и неприятием людей. Называя дом Рейснеров «четыреединым», Вадим Андреев особенно восторженно вспоминал Ларису: «Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту как факел и даже самые грубые предметы при ее приближении приобретают неожиданную нежность и мягкость. Я помню то ощущение гордости, которое охватывало меня, когда мы проходили с нею узкими переулками Петербургской стороны — не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий — статистика, точно мною установленная, — врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе. Однако на улице никто не осмеливался подойти к ней: гордость, сквозившая в каждом ее движении, в каждом повороте головы, защищала ее каменной, нерушимой стеной». К. Радек впоследствии писал о Ларисе: «Остзейская кровь ее отца удачно сочеталась в ней с польской кровью матери, наследие старой немецкой культуры ряда поколений строгих юристов — с пылкостью страстной Польши».

Учеба юной красавицы в престижной Бадаевской гимназии была омрачена «Бурцевской историей». Известный разоблачитель полицейских агентов, человек с довольно пестрой биографией Владимир Львович Бурцев с 1906 года, «используя контакты с информаторами-чиновниками политической полиции», стал специализироваться «на разоблачении провокаторов, внедренных охранкой в революционные партии, прежде всего в партию эсеров. Он опубликовал в своем сборнике «Былое» список под названием «Шпионы, предатели, провокаторы», среди которых были названы агенты охранки Е. Азеф, А. Гартинг, З. Гернгросс-Жученко и другие. В дальнейшем благодаря своим разоблачениям Бурцев приобрел широкую известность как в России, так и за рубежом. Владимир Львович публично объявил и о некоторых подозрительных связях Михаила Рейснера — уж не агент ли он охранки?

Рейснеров стали избегать, бывшие друзья не кланялись им на улице, почти никто не приходил в гости, что было почти катастрофой для семьи, не мыслящей себя без широкого круга интеллектуального общения. Более того, происходили скандалы на лекциях. Михаил Андреевич шумно оправдывался, собирал отзывы друзей, издал брошюру «К общественному мнению». Однако вопросы оставались. Например, диссертация профессора называлась довольно странно для вольнодумца: «О Божественном происхождении царской власти». Так что было трудно определить место Михаила Александровича в рабочем движении, назвать его убежденным революционером или завербованным провокатором. Дело так ничем и не кончилось, и осадок остался: «при царе писал доносы на революционеров, а теперь служит большевикам», — говорили уже после Октября.

«Подлая клевета Бурцева породила у Рейснеров недоверие к людям вообще. Настороженность была настолько болезненной, что Михаил Андреевич, когда его с кем-нибудь знакомили, прежде всего, спрашивал: А вы читали „Мой ответ Бурцеву?”, все еще надеясь, что простой логикой можно уничтожить клевету». В 1911 году Л. Андреев предложил написать предисловие к первому тому своих сочинений Михаилу Андреевичу, что в определенной степени способствовало реабилитации последнего.

Но Ларисе пришлось сменить гимназию — гордая девочка не могла смириться с косыми взглядами и шепотками за спиной.

Досадная неприятность еще больше сблизила семью. И без того «горячая любовь друг к другу, а также высокомерное презрение к «чужим», бывшие движущей силой их жизни и самой яркой чертой, объединявшей всех членов семьи, в сущности, совсем различных», еще более усилились. Семья Рейснеров была подобна маленькому культурному очагу, литературному салону. Почти все современники отмечали, что «Рейснерам была свойственна игра на публику, стремление выделиться, прославиться… И свойство, часто встречавшееся среди тогдашней прогрессивной интеллигенции: забота обо всем человечестве при полном пренебрежении каждым человеком в отдельности. Все остальные — кроме немногих избранных — были призваны лишь быть зрителями тех спектаклей, которые Рейснеры ставили на сцене жизни».

Даже младший брат Лары, «Игорь, веснушчатый, острый, в мать, четырнадцатилетний мальчишка, был преисполнен гордостью: так, как он, никто не умел закинуть голову, одним взглядом уничтожить зарвавшегося одноклассника и выйти с достоинством из трудного положения. Игорь был стремителен, настойчив, всегда увлекающийся и беспокойный, казалось, он не мог ни на чем остановиться надолго… Рассказывал он легко, плавно, без труда находя все нужные слова, легко подчиняя ритму своих беспокойных рук длинные периоды, придаточные предложения, вводные слова, так что самая сложная фраза получалась у него круглой, завершенной, как будто готовой к печати».

На даче под Петербургом в июне 1910 года начала заполняться первая тетрадь стихов Ларисы Рейснер «Песни мои». Она писала увлеченно, отрешаясь на время творчества от всего. В голове теснились фантастические образы, рука непроизвольно тянулась к перу. Но совсем неверно представлять девочку бледным анемичным созданием, погруженным в книжный мир и кропающим слабые стишки. Любимые развлечения — лаун-теннис, дальние прогулки; зимой — фигурное катание на коньках, лыжи, танцы, все в окружении тучи поклонников, которым иногда, по настроению, перепадает пожатие крепкой горячей руки, страстный поцелуй. По воспоминаниям ее знакомого А. Лозинского, у нее было «хищное отношение к жизни». Любимые слова «принцесса», «богиня», «царить», «царственность»…

Лариса окончила с золотой медалью женскую гимназию, поступила к В.М. Бехтереву в Психоневрологический институт, где служил отец, и одновременно стала посещать в университете в качестве вольнослушательницы цикл лекций по истории политических учений. Ей хотелось объять все вокруг, взять от жизни как можно больше, прогреметь все рано где — в поэзии ли, в политике, в этих наиболее модных сферах. «Бунтарский дух этой девушки возмужал на старых и трудных подлинниках, она судила мир, спрятавшись под суровую мантию Спинозы, и сквозь шлифованный камень его седой и целомудренной философии — писала Лариса на первой странице автобиографического романа «Рудин». Это имя тургеневского героя было особенно уважаемо в семье Рейснеров как символ борьбы за высокие идеалы человечности с пошлостью и несправедливостью.