Юрий Виппер - Том 8. Литература конца XIX — начала XX вв.

Как и в Австралии, доминирующим было влияние английской культуры, а национальное самосознание формировалось в сопоставлении европейского и колониального опыта, в этнической и социальной дифференциации. Национально — самобытное качество открывалось прежде всего в жизни сельской среды — фермеров и стригалей, старателей и лесорубов. Литература осваивала эту действительность поначалу наиболее успешно в малых жанрах, поэтических и прозаических, в балладно — песенных формах, синтезирующих фольклорные и литературные традиции, в зарисовках типичного, характерного. Общность литературных проблем Австралии и Новой Зеландии породила тесные связи между культурами этих стран.

Однако при этом типологическом сходстве обе эти литературы вполне самостоятельны, и корни своеобразия — в природной и исторической специфике каждой из стран. Острова, на которых расположена Новая Зеландия, перешли под власть британской короны позже, чем Австралийский материк. Заселение территории началось не с организации каторги, а путем «систематической колонизации». Мягкий климат и благодатная природа не создавали экстремальных ситуаций для поселенцев, разводивших овец и молочный скот, выращивавших пшеницу и овощи, строивших сыроварни и маслодельни. Здесь не было резких противопоставлений типа «буш — город», не расцветали столь пышным цветом грандиозные иллюзии глобального по своему значению социально — исторического эксперимента и в гораздо большей степени сказывалась удаленность от центров мировой цивилизации, ощущалось британское родство.

Недаром Новая Зеландия слыла «Британией Южных морей». Желание поселенцев воспроизвести на островах английский (или шотландский) образ жизни и сейчас напоминает о себе не только названиями городов и местностей или памятниками колониальной архитектуры. Чувство принадлежности к Британской империи и великой культуре оказалось на диво прочным в отдаленном ее форпосте, подкрепляясь торгово — экономическими связями, культурной политикой, участием в имперских военных акциях.

Духовная жизнь колониального общества, ставившего социальный статус личности в прямую зависимость от величины капитала, прагматичного и пуританского, определялась вкусами и представлениями викторианской Англии, что и дало повод В. И. Ленину для резкого замечания в «Тетрадях по империализму» относительно «заскорузлых, захолустных, тупых, эгоистичных мещан, которые из Англии вывезли себе „культуру“ и лежат на ней как собака на сене» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 28. С. 511).

С другой стороны, медленно, но неуклонно происходило становление новозеландской нации, и брошенные в чужую почву зерна британской культуры, прорастая, оказывались в своих перевоплощениях далеко не идентичными тому, что осталось на родине предков; Новая Зеландия гораздо ближе, чем Австралия, соприкасалась со сказочно ярким миром Южных морей, издавна пленявших европейца. Поселенцы находились в постоянном контакте с культурой маори, достигшей намного более высокого уровня, чем культура австралийских аборигенов.

Таким образом, собственно океанийское начало с годами становилось все ощутимее, превращаясь из внешнего фактора в неотъемлемый элемент новой культурной системы.

Литература первоначального знакомства — так можно охарактеризовать произведения 50–80‑х годов XIX в. Ранняя проза — очерки, письма, рассказы о пребывании в Новой Зеландии — документально — автобиографична, описательна, информативна. Сведения о местной природе, о маори, о бытовом укладе поселенца, чаще — землевладельца, об истории колонизации содержат и ранние романы. Так, Александр Батгейт от очерков «Колониальный опыт» (1874) переходит к роману «Вайтаруна. История из жизни в Новой Зеландии» (1881). Роману периода зарождения новозеландской литературы, именуемого, как и в Австралии, колониальным, свойственна приключенческая интрига — обильную пищу для нее давали и конфликты с маори, и открытие золота на Южном острове в 60‑е годы. Коллизии остаются мелодраматичными, в суждениях авторов чувствуется викторианский морализм, восприятие действительности характерно для человека, осознающего ее как экзотику.

Колонист постепенно начинает осознавать себя новозеландцем, и эта эволюция его чувств наиболее отчетливо передана поэзией. Джон Барр (1809–1889), «бард Отаго», одной из провинций, на которые некогда была разделена Новая Зеландия, в «Стихотворениях и песнях, описательных и сатирических» (1861), написанных на шотландском разговорном диалекте в традиции Бернса, воспевает социальные преимущества страны, не знающей такой неприкрытой бедности, как в Англии, и славит мирный сельский труд. Барр подчеркивает эгалитарность новозеландской жизни, избавленной от тирании господствующих классов:

Правда, современник Барра Уильям Голдер (1810–1876) в балладе «Голубиный парламент» нарисовал сатирические портреты власть имущих в колонии. Но такие пороки казались устранимыми, а не сущностными и не омрачали видение будущего. В поэзии утверждается просветительский идеал здоровой, трудовой, нравственной жизни, звучат романтические мотивы бегства от европейской цивилизации в царство удивительной природы и благословенной первобытности.

В 90‑е годы новозеландская литература вступает в период, отмеченный признаками национального пробуждения. Экономический рост, усиление политической активности как правящих классов, так и народных масс вызывают оживление на нивах художественной культуры. В 1908 г. страна с высокотоварным сельским хозяйством, население которой приближалось к миллиону, стала доминионом. Сдвиги в сознании новозеландцев ярко выражены в хрестоматийном стихотворении политического деятеля и поэта Уильяма Пембера Ривза (1857–1932) «Колонист в своем саду»: руками «грубых зодчих» создано новое государство.

Однако новозеландский «сад» не был землей обетованной. Важное место в новозеландской литературе с момента ее возникновения приобретает маорийская тема, и не только потому, что маори занимали воображение пришельцев, — положение маори, обманутых и ограбленных колонизаторами, лишившихся большей и лучшей части своих земель, остается одной из острых проблем и в современной Новой Зеландии.

В изображении маори — воинов, земледельцев, сказителей, искуснейших резчиков по дереву и камню — этнографическая описательность сочеталась с элементами романтической эстетики, с идеализацией благородного дикаря (роман «Эна, или Древние маори», 1874, Джорджа Уилсона; «Те Роу, или Маори у себя дома», 1874, Джона Уайта; поэма Альфреда Дометта «Ранольф и Амохья», 1872). «Маорийские войны», вооруженное сопротивление, которое маори героически оказывали колонизаторам в течение тридцати лет, напротив, побуждали колониальных литераторов живописать уже не «естественного» человека, но воинственного, коварного дикаря — каннибала.