Том 6. Литература первой половины XIX в.

Существенным фактором, способствующим развитию американской литературы эпохи зрелого романтизма, было зарождение национальной художественной критики, ставшей важной частью литературного процесса. Первыми профессиональными критиками были Эдгар По, Джеймс Лоуэлл, Эдвин Уиппл. В литературных баталиях критики, конечно, сражались в первых рядах. Предметы и поводы, по которым разворачивались жаркие журнальные схватки, были многочисленны и разнообразны, но центральное место среди них, бесспорно, занимал вопрос о национальной американской литературе. Необходимость преодолеть вековую культурную зависимость от бывшей метрополии сделалась очевидной уже в начале века. Десятилетиями раздавались призывы создать свою независимую национальную литературу. Но только в пору зрелого романтизма, когда практически были уже заложены основы самостоятельной американской литературы, со всей остротой встал вопрос о том, какой должна она стать, в каком направлении должна развиваться, что именно должно определять ее «национальность». Началась великая битва за дальнейшую демократизацию литературы, поиски самобытных народных талантов, которые могли бы вырасти в «гомеров масс», говорящих «от имени народа, во имя народа и для народа». По меньшей мере половина всех литературных дискуссий разворачивалась вокруг этой проблемы. В них участвовали и критики, и поэты, и прозаики, от малоизвестных до таких корифеев, как Эмерсон, Мелвилл, Уитмен, По, и даже «старики» — Ирвинг, Купер и Брайант — не остались в стороне.

Двадцатилетие, в пределах которого развивались романтическая идеология и искусство зрелой поры, было временем стремительных сдвигов и перемен в экономической, политической, социальной и духовной жизни Америки.

Самый характер социально — политических процессов этой поры порождал двойственную реакцию. С одной стороны, циничный прагматизм все больше утверждался в качестве моральной основы общественно — политических нравов. Личное богатство сделалось мерилом общественного достоинства; великие демократические принципы были обращены в расхожие лозунги, бесстыдно используемые для достижения отнюдь не демократических целей; беспринципность, демагогия, коррупция стали неотъемлемыми атрибутами политической жизни и межпартийной борьбы. Индивидуальное сознание, ориентированное просветителями на «стремление к счастью», которое уравнивалось теперь со стремлением к наживе, все более попадало под влияние средств массовой информации — газет, журналов, брошюр, листовок, ораторских выступлений на всех уровнях, от уличного митинга до заседаний конгресса. Отсюда тенденция к нивелировке личностного сознания, к его «массовидности» и в конечном счете к конформизму.

С другой стороны, те же самые процессы в жизни Америки порождали протест, вызывали к жизни радикально — демократические движения разного толка, от аболиционизма до фрисойлерства, стимулировали развитие общественно — философской мысли, настойчиво искавшей пути к осуществлению идеалов, жестоко подавленных буржуазной цивилизацией.

В зрелом американском романтизме острая критика современных социальных установлений и нравов сочеталась с пафосом демократизации всех областей национальной жизни, и в особенности культуры. При этом сразу же следует оговорить, что и критический, и «конструктивный» аспекты творческой деятельности романтиков не выходили за рамки романтического миропонимания.

Романтики второго поколения пытались выяснить природу антигуманных, антидемократических тенденций в установлениях буржуазно — демократического общества и одновременно найти противоядие, выявить возможности радикальной реформы и возрождения утраченных идеалов. Отсюда очевидное смещение акцентов в художественном освоении национальной действительности. Теперь уже не величие природы и не своеобразие жизненного уклада различных частей страны приковывают к себе внимание поэтов, прозаиков, философов и публицистов. На первый план выдвигается человек, американец, пресловутый «новый Адам». В нем ищут причину всех причин, в том числе и истоки трагической трансформации демократического общества. С ним же связывают и надежды на радикальные преобразования, способные возродить дух подлинной демократии. Интерес к человеческой личности, к ее духовным возможностям, реализованным и особенно нереализованным, сделался главной движущей силой литературного развития в США середины века.

Крупнейшими явлениями в зрелом американском романтизме традиционно считают творчество Готорна, По, Мелвилла, Уитмена. Неоднократно отмечалось, что названные писатели резко отличаются друг от друга. Однако, если найти верную точку зрения, легко увидеть, что эти авторы были заняты общим делом — изучением современного американского сознания. У каждого из них была своя область преимущественного интереса: Готорна привлекали вопросы нравственного сознания, его природы, исторической эволюции и современного состояния; По был поглощен исследованием психических состояний человека; Мелвилл изучал интеллект, прорывающийся к основным универсальным законам бытия и пытающийся выяснить положение человека в иерархии систем — от микрокосма индивидуального сознания до макрокосма Вселенной; Уитмен пытался синтезировать самоощущение современника и дать ему адекватное поэтическое выражение. Сосредоточенность на индивидуальном сознании не означала утраты интереса к жизни общества в целом, к проблемам экономического, социального и даже политического характера. Отнюдь не новое уже в литературе противопоставление человека и общества приобрело в романтическом гуманизме усложненный, амбивалентный характер.

Индивидуальное сознание человека интерпретировалось как объект и жертва разрушительного воздействия со стороны действительности. Вместе с тем всякая попытка выявить источник и природу общественного зла вела романтиков к человеку, его нравственному сознанию, психологии. И тогда личность выступала уже как носитель и первопричина зла, в какой бы области оно ни проявлялось. Когда же возникал вопрос о возможности преодоления зла, о прогрессе, о реформе общества, о «революции», если угодно, романтики снова обращались к человеку, к скрытым резервам личности. Каждый из них по — своему представлял пути реорганизации национальной жизни, но любой из них мог бы согласиться с точкой зрения Генри Торо (1817–1862), полагавшего, что состояние общества и государства полностью зависит от духовного мира его граждан и что единственная революция, способная покончить со злом и осуществить подлинно демократические идеалы, — это революция индивидуального сознания. Недаром Л. Н. Толстой, с его приверженностью к идеям самоусовершенствования личности, был горячим поклонником Торо.