Том 5. Литература XVIII в.

Как бы ни был ничтожен и суетен или трагичен и жесток сей бренный мир, он ближе и дороже нам, чем будущий Эдем, где мы будем уже не люди — да и будем ли мы вообще?..

Вагиф утверждает, что истинное счастье возможно только на земле, среди людей, вопреки любым испытаниям: «Свадьбою, праздником считаю я страдания мира сего // умный выдержит все это».

Художник, вдохновенно воспевавший радости жизни, хорошо знал и страдания людей. Трагические события в конце жизненного пути (кратковременный приход к власти в Карабахском ханстве враждебных ему сил, предательство близких людей) чрезвычайно обострили социальное мироощущение поэта. Мухаммас «Я правду искал…» — гражданский манифест Вагифа.

Здесь поэт уже не певец радости бытия, а обвинитель своего века, своей среды:

Художественно — изобразительные средства лирики Вагифа многообразны. Поэт часто использует синтаксические параллелизмы, повторы одного и того же слова или словосочетания. Эти повторы либо усиливают его основную мысль, либо придают ей новые оттенки. Поэзия Вагифа богата образными сопоставлениями, сравнениями.

Глубоко проникнув в тайную тайных классической тюрко-и персоязычной поэзии, в специфику ее художественно — изобразительных средств и приемов, Вагиф соединил их с оригинальными открытиями и находками ашугского творчества. При этом он шел зачастую от фольклора, от народного языка и добивался совершенно нового звучания стиха. Благодаря Вагифу, народная стихотворная форма — гошма — стала широко применяться в письменной поэзии и сыграла большую роль в демократизации литературы, в ее приближении к реалистическому восприятию жизни.

Герой поэзии Вагифа — конкретный человек своего века, с индивидуальными чертами. Историко — бытовая, этнографическая достоверность — характерные особенности лирики Вагифа. В целом творчество Вагифа как бы отразило наиболее характерные переходные симптомы литературного процесса на рубеже двух исторических эпох: конца Позднего Средневековья и начала Нового времени и открыло широкие горизонты для грядущих поэтических исканий.

Примечательным событием в литературе XVIII в. следует считать и появление интересных образцов прозаической литературы. Наиболее значительный прозаический памятник XVIII в. — «Сказание о Шахрияре», написанное анонимным автором на основе народного дастана «Шахрияр и Санубар». В нем рассказывается о том, как бездетный богатый купец совершает доброе дело и у него рождается сын, которого нарекают Шахрияром. Проходят годы и юный Шахрияр влюбляется в дочь правителя Кирмана, Санубар, и после ряда приключений женится на ней.

В сказании довольно отчетливо проводится мысль о бесчеловечности социального неравноправия. Автор создал ряд выразительных образов честных, умных, мужественных людей, представителей демократической среды. Положительно обрисованы главные герои — Санубар и Шамамабегим. С большой симпатией показана и Перизад — простая девушка, находчивая, умная и смелая.

Новелла «Вор и казий» (судья), сюжет которой навеян восточными сказками и анекдотами Моллы Насреддина — другой интересный образец прозы XVIII в. Новелла построена на диалоге вора и казия. Вор изобличает неблаговидные поступки казия, который пытается защищаться с помощью религиозной софистики. Автор тонко иронизирует над догматами, которые можно истолковать и так, и этак. Все попытки казия опереться на них тут же опровергаются другими подобными же цитатами из Корана, удачно подобранными его хитроумным оппонентом. В новелле казий и вор ставятся по существу на одну доску: ведь оба они строят свое благополучие на обмане простых людей, хотя и пользуются для этого различными средствами.

Но основные достижения азербайджанской литературы XVIII в. связаны не с прозой, а с поэзией. Именно она подготовила почву для последующего развития азербайджанской литературы.

Реалистические тенденции этой эпохи стали как бы фундаментом для становления реализма XIX в., его главных и вершинных достижений в творчестве К. Закира, М. Ф. Ахундова.

Для истории грузинского народа XVIII столетия характерны сложные, зачастую противоречивые идейно — эстетические и идеологические течения. На протяжении этого трудного, более того, трагического века Грузия не раз оказывалась на грани национальной катастрофы. Но народ и передовые общественные деятели всегда находили в себе достаточно сил, чтобы восстановить прерванные духовные традиции. Поистине самоотверженная борьба за культурное возрождение затронула почти все области духовной жизни грузинского народа и, конечно же, в первую очередь — грузинскую литературу.

В этом же столетии получил принципиальное решение вопрос будущей политической ориентации грузинского народа. В первой половине XVIII в. вступили в решающую фазу своего развития русско — грузинские отношения. В 1721 г. был заключен военно — политический союз между Петром I и царем Вахтангом VI (1675–1737) для совместного похода на Иран. Успешно начавшийся поход, однако, вскоре был приостановлен из — за осложнений на северной границе России. Петр I, продвинувшийся до прикаспийской крепости Дербент, повернул войска обратно. Шах лишил Вахтанга VI власти, он был вынужден покинуть страну. Летом 1724 г. в сопровождении огромной свиты (в составе свыше 1200 человек, считая женщин и детей) Вахтанг VI выехал в Россию. Грузию оккупировали сначала персы, а потом турки.

Неудачи не сломили воли грузинского народа. В 1783 г. (в царствование Ираклия II, 1762–1798) Восточная Грузия добровольно приняла покровительство России на правах протектората, а в 1801 г. была окончательно к ней присоединена. Конечно, царское самодержавие преследовало свои военно — стратегические и колонизаторские цели, но все же вхождение Грузии в Россию было историческим событием огромной важности и объективно имело прогрессивное значение в жизни грузинского народа. Хотя Грузия и потеряла государственную самостоятельность, но объединение в пределах Российской империи положило конец феодальной междоусобице, ослаблявшей ее. Страна постепенно залечивала тяжелые раны, нанесенные захватчиками, сохраняла и развивала свою самобытную национальную культуру.