Том 5. Литература XVIII в.

По сравнению с Филдингом, автором «комических эпопей», Смоллет питает уже гораздо меньше иллюзий относительно «человеческой природы» и возможностей исправления ее воспитанием и уроками разума. В «Приключениях Перигрина Пикля» есть любопытный эпизод. Подобрав на большой дороге нищую девчонку — бродяжку, Пикль решает в пику «высшему обществу» сделать из нее благовоспитанную леди (ситуация, во многом предвосхищающая позднейшую пьесу Шоу «Пигмалион», хотя автор уверял, что не читал романа Смоллета). Эксперимент на первых порах увенчивается полным успехом; но, раздосадованная поведением знатных дам, воспитанница Пикля «выходит из роли» и покидает ассамблею, выражая свое негодование площадной бранью и непристойными жестами; в довершение всего она нагло обманывает своего покровителя. Смоллет — сатирик подсмеивается над представлениями Шефтсбери и других ранних просветителей о всесилии естественного нравственного чувства и всеобщей гармонии бытия. В его первых романах и провинциальная, и столичная Англия представлены целым множеством «монстров», чья зверовидная наружность вполне соответствует их грубому, жестокому и хищному нраву. Смоллет не смягчает красок в изображении мрачных сторон жизни, более того, они, по — видимому, занимают его как художника. Среди обычных ситуаций его романов не только постоянно повторяющиеся в разных вариантах случаи коварного обмана и плутовства (зачастую основанные на принципе: «вор у вора дубинку украл»), но и картины разгула мстительных и злобных чувств — свирепые расправы и истязания, «шутки», которые для жертв их кончаются увечьем, обдуманные издевательства над человеческим достоинством. «Он был исследователем темных душ и любил живописать характеры, обуреваемые яростными и грозными страстями», — писал Вальтер Скотт о Смоллете. Писателя особенно интересует процесс нравственной деградации человека. Его герои легко переходят от надменной самоуверенности то к бешеной ярости, то к беспросветному отчаянию и душевной прострации.

На протяжении «Приключений Перигрина Пикля» мы видим, как герой, избалованный своим привилегированным положением, становится все более закоренелым себялюбцем, развратником, отталкивая от себя немногих верных друзей, а когда фортуна ему изменяет, опускается настолько, что теряет человеческий облик. И все же Смоллет, гуманист — просветитель, убежден в возможности обратного процесса — нравственного «выпрямления» человека, изуродованного обстоятельствами. Так, в «Приключениях Родрика Рэндома» запоминается образ уличной девки Нэнси Вильямс. Дошедшая до крайней степени падения и нищеты, она все же с помощью Рэндома ускользает от гибели и, исцеленная телесно и духовно, возвращается к честной жизни. В «Приключениях Перигрина Пикля» бескорыстная помощь отвергнутых им когда — то друзей вызволяет из беды отчаявшегося Пикля и снова делает его человеком. В итоге в романе оказывается посрамленной не только шефтсберианская прекраснодушно — идиллическая концепция человека, но и циническая философия «мизантропа» Кэдуоледера, полагавшего, что все человечество состоит из плутов.

Первый период творчества Смоллета завершается романом «Приключения Фердинанда, графа Фатома» (1753), в котором усиливается отмеченная Вальтером Скоттом тяга художника к исследованию «темных душ» и изображению «яростных и грозных страстей». Смоллет противопоставляет здесь друг другу полярно противоположные характеры — благородного (до неправдоподобия) графа Ренальдо де Мельвиля и его врага — авантюриста Фердинанда Фатома, который, присвоив себе графский титул, опутывает своими коварными интригами Ренальдо, его невесту и лишь по воле случая терпит в конце концов поражение. Роман этот — явление переходного порядка: сатирический реалистический гротеск Смоллета сочетается в нем со зловещими, таинственными и выспренними поэтическими мотивами, которые уже предвещают отчасти будущий «готический» роман.

В творчестве Джорджа Лилло (1693–1739) и Эдуарда Мура (1712–1757) формируются первые образцы мещанской драмы Просвещения.

Пьеса Лилло «Лондонский купец, или История Джорджа Барнвелла», поставленная в 1731 г., знаменовала собой открытый разрыв с принципами классицизма в драматургии. Вместо династических, государственных или гражданско — патриотических интересов на сцене сталкивались пороки и добродетели частной жизни. Лилло не только вывел на трагические подмостки действующих лиц, принадлежавших к третьему сословию, но и утверждал, что именно они имеют первостепенное право на внимание драматурга. Ведь трагические катастрофы и несчастья — доказывал он в посвящении к «Лондонскому купцу» — не составляют исключительной привилегии особ высшего ранга. Напротив, они выпадают на долю большинства людей, и трагедия будет тем величественней, чем шире станет ее диапазон.

В основу сюжета «Лондонского купца» Лилло положил старинную балладу, сложенную, по — видимому, во времена английской революции (1650) и помещенную впоследствии в «Памятниках» Перси. Речь шла здесь о злосчастной судьбе молодого приказчика, загубленного змеею — любовницей, по наущению которой он убил своего хозяина и кончил виселицей. Сам выбор источника характерен: Лилло обращается не к истории или мифологии, а к балладе, издавна популярной в городской мещанской и ремесленной среде и повествующей о «герое», вышедшем из этой среды.

Действие пьесы отодвинуто в прошлое: оно разыгрывается в елизаветинской Англии, во времена разгрома испанской Армады, которые рисуются в трагедии как героический, золотой век английской буржуазии. Рассуждения купца Торогуда (Добротвердова) о высоком национальном и международном значении просвещенной торговли призваны не только облагородить образ этого положительного заглавного героя пьесы, но и раздвинуть ее социальные рамки, связав повседневные труды Торогуда и его личную судьбу с судьбами британской нации.

В изображении Лилло между Торогудом и его будущим убийцей Барнвеллом нет первоначально никаких существенных противоречий, нет даже повода для конфликта. Молодой приказчик привык с сыновней почтительностью относиться к своему хозяину. В свою очередь, Торогуд полностью доверяет Барнвеллу, а дочь его, Мария, не может скрыть своей целомудренной любви к отцовскому помощнику. Падение Барнвелла, по мысли Лилло, тем более плачевно и поучительно, что, будь он более благоразумен и чист душой, он мог бы преуспеть в жизни и был бы щедро награжден за свое воздержание всеми мирскими благами.

Роковое злодейство выступает в пьесе в образе столичной куртизанки Милвуд. Алчная, коварная, жестокая, она действует во всеоружии своей опытности, распаляя чувственность Барнвелла, обманом побуждая его к растратам и подлогам, а потом, когда он окончательно запутался в ее сетях, уговаривает убить Торогуда. Барнвелл повинен, в изображении Лилло, в преступной слабости. Его погубили страсти, которые он не сумел обуздать своим слишком шатким, нетвердым разумом. Но вся ненависть драматурга направлена на Милвуд. Он хочет совлечь с нее, как поддельную мишуру разврата, блеск и обаяние «исключительной» натуры, какими ей удалось на время привлечь к себе Барнвелла. В момент трагической катастрофы Милвуд подло и коварно предает Барнвелла в надежде спасти свою жизнь. У ее жертвы не остается в предсмертный час никаких иллюзий, и он сам клянет как гнусный «блуд» свою недавнюю страсть.