Том 4. Литература XVII в.

По сравнению с «Потерянным раем», восхищавшим и Сатаной, и грешными людьми, это произведение Мильтона кажется обычным образцом религиозной поэзии XVII в. — одной из многих «христиад», которые все еще не переставали изготовлять в ту пору набожные поэты Западной Европы.

Дух республиканского классицизма окончательно торжествует — и надо сказать торжествует подлинно большую победу — в трагедии Мильтона «Самсон — борец», которая была издана вместе с «Возвращенным раем» (1671), как бы составляя вместе с ним поздний классицистический диптих поэта.

Трагедии предшествовало предисловие, многозначительно озаглавленное «О том роде драматической поэзии, который зовется трагедией». Своими учителями Мильтон называет Эсхила, Софокла и Еврипида, а не Сенеку, широко популярного у драматургов XVI–XVII вв. Рядом с ними, но без уточнения он называет «итальянцев», вероятно, имея в виду школу Триссино и других поборников антикизированной «ученой трагедии», опиравшейся на Аристотеля. Высокой трагедии, «величавой, моральной, полезной», Мильтон противопоставлял в своем предисловии современную английскую драму, не называя авторов и произведений. В своей пьесе он хотел возродить блеск и величие подлинной драматургии, призванной воспитывать и просвещать народ.

Как это доказано исследователями, «Самсон — борец» создан по канонам и требованиям Аристотеля к трагедии. В центре ее — образ пленного Самсона, ослепленного, раздавленного рабством и позором, бывшего «назорея», т. е. избранника божия, теперь загубившего свое избранничество тем, что он по собственной вине попал в руки филистимлян и лишился своей чудесной силы.

Но таков Самсон только в начале трагедии. Постепенно он вырастает, обретает свою прежнюю сущность избранника: вынужденный явиться в храм, где его ожидают филистимляне, собравшиеся потешиться зрелищем поверженного и униженного врага, Самсон обрушивает на них кровлю капища и гибнет вместе с ними. Трагедия рассказывает о том, как раб, обретя в себе силы, опять становится героем, способным совершить самый замечательный из своих подвигов.

Построенная на библейском сюжете, лишь немного отступающая от Библии в трактовке Самсона, который у Мильтона еще более героичен, чем в библейском предании, трагедия, однако, отличается выразительно античным классическим колоритом. Даже храм Дагона превращен в цирк, библейская Газа описана как античный полис, персонажи выдержаны в античном колорите. Это классицистическая трагедия на библейский сюжет. Республиканский классицизм Мильтона выразился в той ненависти, с которой он описывает филистимлянскую знать, стекшуюся поиздеваться над Самсоном, в том презрении, с каким изображена развратная гетера Далила, хвастливый солдат Гарафа, дерзнувший вызвать Самсона на поединок и трусливо бегущий от него. Ликующим «лордам и жрецам» Газы противопоставлен могучий Самсон, мстящий им за поражения своего народа, смертью своей возвращающий своим единоверцам убежденность в победе. Самсон совершает подвиг во имя бога и ради своего народа, долг патриота и верующего слиты воедино, и это единое чувство насыщено стремлением отомстить не только инаковерующим, но и угнетателям.

Образ Самсона сложен и глубок. Мильтон показал себя мастером поэтического раскрытия мучительных психологических переживаний, в плену которых находится Самсон до решения пожертвовать собой. Лишь постепенно освобождается он от того, что тяготит и останавливает его, от малодушия и сомнений. Психологически этот образ — дальнейший этап в мастерстве Мильтона. Он богаче и тоньше, чем образ Сатаны или Адама.

В образе Самсона, рвущего цепи и смертью своей искупающего вину, Мильтон воплотил свое ощущение нового, назревающего кризиса в общественной жизни Англии, вновь поднимающейся волны народного гнева, в испуге перед которым тори и виги пошли на сговор, приведший к окончательному свержению династии Стюартов, явно неспособных охранять свою власть и монархический строй.

Мильтон был не одинок в том предчувствии приближающихся столкновений, в той уверенности в правоте пуританского дела, которые звучали в его трагедии.

Поэт — республиканец Эндрью Марвел прославил пуританскую эмиграцию в стихотворении «Изгнанники на Бермудах», в котором он приветствовал противников режима Стюартов, сменивших родные английские поля и пастбища на дикую и чуждую природу далеких атлантических островов, где они нашли новую родину, свободную от религиозных и политических гонений.

Поэт Джордж Уизер, активный политический деятель эпохи революции, в своих новых сатирах ополчился против реставрированной аристократии и против новых гонений на секты диссидентов. Некоторое время спустя (1678) выступил со своим эпосом «Странствование паломника» Джон Бэньян.

Джон Бэньян (1628–1688) прошел сложный жизненный путь. Сын деревенского лудильщика, сам впоследствии занимавшийся этим ремеслом, Бэньян в юности участвовал в гражданской войне, сначала сражаясь в рядах роялистов, но затем оказавшись среди сторонников индепендентской революции. В середине 50‑х годов Бэньян уже стал участником одного из сектантских движений, множившихся в Англии в годы республики, и быстро выдвинулся как талантливый проповедник. Будучи безыскусным и бесхитростным представителем этой профессии, вышедший действительно из народной среды, Бэньян противостоял ученым проповедникам и проповедникам — профессионалам, вносившим в свою деятельность элементы актерства, ораторского мастерства, полученного в школах и церковных кругах. Бэньян — один из тех проповедников — самоучек, чье влияние на народ было особенно сильным и прочным, опасным для правящих кругов Англии как в годы республики, так и особенно в годы Реставрации.

После 1660 г., когда деятельность сект была запрещена, Бэньян стал одним из подпольных проповедников, которых преследовали особенно строго. Его посадили в тюрьму, где он провел двенадцать лет. Выпущенный на волю в 1672 г., Бэньян в 1675 г. вновь оказался в заключении по тем же причинам. Здесь, в стенах тюрьмы, и была написана замечательная книга «Странствование паломника».

Подобно Мильтону, Бэньян избрал иносказательный способ повествования. Если Мильтон создал поэму — видение, обновив в «Потерянном рае» жанр визионерской литературы, то Бэньян выразил свои чувства и мысли в аллегорическом повествовании, в котором на каждой странице религиозно — моральные аллегории переплетаются с конкретными деталями и образами английской действительности XVII в., создавая противоречивое и странное единство реальности и иносказаний. Герой книги Бэньяна — некий Христиан, бескомпромиссный и ревностный диссентер, который, оставив семью, пускается в путь в поисках праведной жизни. Позади остается обреченный на разрушение (это таинственным образом известно Христиану) Град, где текла его обыденная жизнь. Но, покинув обреченный и погрязший в грехах город, Христиан вступил на путь, полный опасностей и трудностей. В грозных и удручающих пейзажах, в чудовищах, которые преграждают ему путь, аллегорически изображены злые силы, мешающие верующему вести праведную жизнь, искушающие и пугающие его. Попадает он и в некий Град, в котором легко угадать Лондон, внушающий Бэньяну отвращение и страх, ибо именно здесь на ярмарке Тщеславия царят пороки и самые сильные противники истинного благочестия, к которому стремится Христиан. Особый интерес, однако, представляет группа персонажей, в которых автор выводит представителей современного английского общества. Среди них находим и подлинных грешников, и людей порочных, и болтливых прислужников власть имущих, пытающихся обмануть Христиана, но и союзников его, людей праведных и разумных, укрепляющих его в решимости до конца следовать своим путем. Особенно ярко написаны сцены в тюрьме, куда брошен Христиан и его друг по навету своих врагов. В них сказался опыт писателя, выстраданный им в жизни. Книга Бэньяна славила верность своим идеям, непримиримость к противнику, твердую решимость — качества, действительно присущие многим участникам сектантского движения, вносившим в него всю страсть религиозного и политического протеста против тирании восстановленных Стюартов. Как и в образе Самсона, в образе Христиана запечатлены черты народного героизма, выковывающегося в огне общественной борьбы в Англии второй половины XVII в. И Самсон, и Христиан выглядят подлинными героями рядом с внешне эффектными персонажами «героических драм», показывая, насколько различный смысл вкладывался в понятие героизма разными течениями английской литературы во второй половине XVII в.