Джоэл Харрингтон - Праведный палач

Редкое повешение знатного человека, министра финансов Аугсбурга, в Цюрихе, предположительно вместе с подростком. На двойной лестнице стоит палач, ожидая смерти жертв, а внизу отправляют ритуал капелланы (1579 г.)

Майстер Франц, как и большинство представителей его профессии, с пренебрежением относился к повешению, которое не представляло особой технической сложности. Задача палача во время повешения сводилась к тому, чтобы набросить петлю на шею осужденного и столкнуть его с лестницы. В городах, не имевших постоянных виселиц, Франца иногда просили проинспектировать временное сооружение, но само строительство выполнялось опытным плотником. Как и при других казнях, палач должен был контролировать осужденного в течение всей процедуры, причем наибольшая трудность состояла в том, чтобы заставить его взобраться по лестнице к петле. Нюрнбергские хроники свидетельствуют, что Майстер Франц и его помощник использовали для этой цели двойную лестницу, иногда помогая приговоренному подняться при помощи блока, и вся процедура завершалась тем, что палач просто сталкивал бедного грешника со второй лестницы так, «чтобы солнце светило между телом и землей» [135] Цитируется по: Keller, 170. See also CCC art. 159 and 162; Wilbertz, 86–87. . Некоторые палачи стремились сделать смерть особенно болезненной или унизительной для осужденных, подвешивая их вверх ногами на цепи после удушения. На виселице Нюрнберга для этой цели имелось в одном углу специальное «место для евреев», но оно никогда не использовалось Майстером Францем. Вместо этого он удавил «в качестве особой милости» одного еврея на стуле перед виселицей, а другого повесил «по-христиански» [136] FSJ Sep 23 1590; Jul 10 1593; also Knapp, Kriminalrecht , 136. .

В первые три года работы Франца в качестве подмастерья все, кроме одной из проведенных им 11 казней, относились к двум самым постыдным способам умерщвления: повешению и колесованию. Эта низменная работа была необходимой частью его профессиональных обязательств и создания репутации в регионе. В течение трех последующих лет он казнил мечом почти столько же людей (10), сколько и веревкой (11), – явный показатель возрастающего статуса Франца. В течение его долгой карьеры как в Бамберге, так и в Нюрнберге, эти две формы насильственной смерти – повешение и обезглавливание – составили более 90 процентов всех совершенных им 394 казней [137] FSJ : 187 казней с мечом; 172 казни с веревкой. Во время службы Генриха Шмидта в Бамберге с конца 1572-го до начала 1585 года 105 из 106 казней были либо повешением (67), либо обезглавливанием (38). Schumann, «Heinrich Schmidt Nachrichter», 605. .

Растущая популярность обезглавливания была фактически частью общей тенденции, прослеживавшейся в немецких землях на протяжении профессиональной жизни Франца, которая заключалась как в постепенном снижении количества казней за кражи (а это были повешения), так и в смягчении наиболее экстремальных форм публичного убийства. В течение первой половины карьерного пути Шмидта повешение применялось в два раза чаще обезглавливания; к началу XVII века это соотношение стало обратным [138] В целом обезглавливание составляло 47,5 процента (187 из 394) от числа смертных казней, исполненных Францем Шмидтом. . Благодаря этому возросло народное признание мастерства и профессионального статуса квалифицированного палача.

Умение Франца владеть мечом послужило основой для его собственной профессиональной идентичности в противовес бесславной работе «вешателем» – ироничное прозвище, которого он настойчиво избегал. По отношению к себе он всегда употребляет слово «палач» ( Nachrichter , буквально – «после судьи»), подчеркивая свою тесную связь с законом и судами, и старается обходить стороной все, что связано с камерой пыток, колесованиями и виселицей. Два повешения, которые Франц решается датировать в годы своей работы подмастерьем, выделены им только потому, что являлись « моей первой казнью » (1573 г.) и « моей первой казнью в Нюрнберге » (1577 г.). « Моя первая казнь с мечом » (1573 г.), напротив, отмечается им как момент личного успеха, не имеющий аналогов по своей торжественности среди прочих первых достижений в его карьере [139] FSJ Jun 5 1573; 1573; 1576. Описание Шмидтом самого себя как Nachrichter, но никогда как Henker, см.: Restitution , 201v – 202v. .

Приговор, который римляне именовали poena capitas , а профессионалы вроде Франца просто «обезглавливанием», кроме прочего выдвигал фигуру палача на первый план, в отличие от повешения [140] Knapp, Kriminalrecht , 52–53; Wilbertz, 87–88. . Прежде всего Франц решал, примет ли бедный грешник смерть на коленях, сидя или стоя. В последнем случае обвиняемые имели обыкновение перемещаться, чем представляли наибольший вызов палачу и его владению мечом, и Франц тщательно отмечает пять успешных казней этим способом, проведенных им еще до своего 30-летия [141] FSJ Mar 19 1579; Aug 16 1580; Jul 17 1582; Aug 11 1582; Jul 7 1584. . Как только его искусность и репутация стали достаточны, чтобы обеспечить пожизненный трудовой договор, он вернулся к гораздо более распространенной практике обезглавливания, когда приговоренный стоял на коленях или сидел. На протяжении карьеры Шмидта все более привычным становилось использование «кресла правосудия», особенно в случае казни женщин, которые, как считалось, в решающий момент начинали перемещаться более активно. Вслед за последней молитвой капеллана палач принимал особую позу, в чем-то смахивающую на стойку игрока в гольф, выверяющего идеальный замах, и направлял взгляд на середину шеи приговоренного. Затем он поднимал клинок и наносил один грациозный удар, обычно сзади справа, расчленяя два шейных позвонка и полностью отделяя голову от тела. По определению расхожей юридической формулы, «он должен [был] отрубить ему голову и одним ударом сделать из него две части, чтобы колесо телеги могло свободно проходить между головой и туловищем» [142] Keller, 157, 160–165. . Франц ни разу не упоминает о каких-либо поразительных трюках с мечом – например, об отрубании двух голов одним ударом, как это сделал один из его преемников, – но с сожалением отмечает несколько случаев, когда требовался дополнительный удар для полного отделения головы от тела, что представляло угрозу цельности драматического нарратива, к которому мы и обратимся далее.

Публичные казни, как и телесные наказания, преследовали две цели: во-первых, шокировать зрителей и, во-вторых, укрепить божественную и земную власть. Уравновешенный и надежный палач играл ключевую роль в соблюдении этого тонкого баланса через ритуализированное и регулируемое применение насилия от имени государства. Приговор суда, процессия перед казнью и сама казнь составляли три акта тщательно поставленной пьесы о нравственности, которую историк Рихард ван Дюльмен назвал «театром ужаса» [143] Richard van Dülmen, Theatre of Horror: Crime and Punishment in Early Modern Germany , trans. Elizabeth Neu (Cambridge: Polity Press, 1990), especially 5–42. . Каждый участник, особенно режиссер-палач, играл существенную роль в успехе постановки. «Хорошая смерть», которую стремились обеспечить Франц и его коллеги, по сути дела была драмой религиозного искупления, в которой бедный грешник признавал и заглаживал свои преступления, добровольно выступая наглядным примером, а взамен получал быструю смерть и обещание спасения. В этом смысле это была последняя сделка, которую приговоренный заключал в этом мире.