Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Нам неизвестно, каким образом Струве удалось покинуть Новороссийск до захвата города «красными». Скорее всего, он отплыл на одном из тех судов, которые англичане прислали из Константинополя для эвакуации русских беженцев. Как бы то ни было, в марте 1920 года он был в Турции. В течение нескольких недель он часто встречался с Врангелем; они подолгу беседовали в кофейнях [17]. Струве, как уже говорилось, стал почитателем барона еще в России. (Зимой 1919–1920 в Новороссийске оба некоторое время даже жили в одном железнодорожном вагоне.) Теперь, сойдясь с Врангелем поближе, Струве стал еще сильнее восхищаться его характером и умом. Он полагал, что барон превосходит прочих русских офицеров благодаря «чрезвычайной эластичности, высокой культурности и сильной личной восприимчивости» [18]. (Позже, после кончины Врангеля, Струве называл его одним из самых одаренных лидеров «белого движения», в личности которого сочетались выдающиеся воинские и политические таланты, ставившие его в один ряд с такими видными сынами России, как Н.С. Мордвинов, П.Д. Киселев, Н.Н. Муравьев-Амурский, С.Г. Строганов, Я.И. Ростовцев и М.Т. Лорис-Меликов. [19]) Но тогда, в Турции, ни тот, ни другой даже не предполагали той будущности, которую судьба уготовила Врангелю; в те дни барон всерьез считал, что его воинская карьера закончена, и готовился навсегда поселиться в Югославии [20].

Пока Струве и Врангель вели разговоры за турецким кофе, в Крыму, куда перебрались остатки Добровольческой армии, разворачивался последний акт деникинской драмы. 2 апреля 1920 года, будучи неспособным и дальше отбиваться от своих подчиненных, Деникин ушел в отставку. Опрос генералов показал, что они единодушно желают возвращения Врангеля в качестве его преемника. Об этом волеизъявлении узнали в Константинополе: со ответствующую телеграмму Врангелю передал глава британской дипломатической миссии. Врангель немедленно сел на корабль, предоставленный в его распоряжение англичанами, и на следующий день, 3 апреля, прибыл в Севастополь. 4 апреля он принял командование Добровольческой армией.

Положение нового командующего было незавидным. В Крыму скопилось от 100 до 150 тысяч солдат, причем пять шестых из них были ранены или больны; здесь же находились 400 тысяч гражданских беженцев. Маленький полуостров не мог выдержать такой нагрузки. Будущее армии всецело зависело от поддержки союзников, а она становилась все менее ощутимой. В день отплытия из Константинополя Врангелю передали полученный из Лондона жесткий ультиматум, требовавший от Добровольческой армии прекратить «неравную борьбу» (то есть капитулировать); в случае подчинения британское правительство обещало предоставить политическое убежище верхушке «белых» и договориться с советскими властями об амнистии в отношении их подчиненных. Отказ, говорилось в документе, будет означать полное прекращение английской помощи. Французы, которые были заинтересованы в свержении большевистского режима гораздо больше англичан, ультиматум не поддерживали, но, учитывая состояние французской экономики и общественные настроения, на их содействие тоже не стоило полагаться. Мужественно приняв создавшееся положение, Врангель потребовал (и добился) от своих генералов права начать с союзниками переговоры об эвакуации армии. Затем, действуя энергично и решительно, он восстановил на полуострове военную дисциплину и гражданский правопорядок.

Струве оказался настолько неготовым к внезапным переменам в жизни Врангеля, что когда последнего призвали к командованию, отсутствовал в Константинополе. Узнав об этой новости, Струве поспешил в Крым. Прибыв на место 11 апреля, он успел как раз к формированию нового правительства. Врангель предложил Струве пост начальника управления иностранных дел — это оказался единственный министерский пост, который Струве когда- либо занимал. (В октябре 1920 года, с тем чтобы дать ему возможность вести полноценные переговоры с французским правительством, Струве наделили также полномочиями министра финансов [21].) В его распоряжении находилась сильно урезанная, но вполне работоспособная сеть русских посольств в основных мировых столицах, которая продолжала функционировать, ибо к тому моменту ни одна великая держава не признала советское правительство. На пост своего заместителя Струве пригласил Григория Трубецкого, опытного дипломата и, по-видимому, самого близкого политического единомышленника. Струве участвовал также в гражданском управлении Крымом, хотя, судя по имеющимся записям, довольно редко посещал сессии созданного Врангелем Совета [22]. Врангелевское правительство испытывало острую нехватку квалифицированного гражданского персонала: лишь немногие из десятков тысяч интеллектуалов, бывших чиновников и предпринимателей, нашедших приют в Берлине, Париже или Белграде, были готовы выносить лишения и опасности прифронтовой жизни, защищая дело, которое тогда казалось безнадежным. Так и получилось, что последняя попытка спасти остатки России, созданной Петром Великим, легла на плечи двух потомков прибалтийских немцев [23].

Оценка ситуации в Крыму самим Струве, выраженная в его письмах русскому послу в Париже Маклакову, которые были датированы апрелем 1920 года, сводилась к следующему. Международная обстановка настолько нестабильна, а внешнеполитическое положение советской России шатко, что коренные перемены могут произойти в любой момент. Удерживая за собой даже маленький кусочек исторической России, Добровольческая армия сможет задействовать преимущества будущих кризисов в стане большевиков и использовать этот анклав в качестве трамплина для возвращения себе всей страны. Но для реализации подобной перспективы следует предпринять несколько конкретных шагов. Во-первых, необходимо превратить Крым в несокрушимую крепость. Во-вторых, с помощью социальных и экономических реформ нужно сделать полуостров оазисом стабильности, а его лидера — действенной альтернативой Ленину. Данная задача требовала серьезных уступок русскому крестьянству и национальным меньшинствам (в особенности — казакам), представлявшим собой ключевые и наиболее разочарованные слои советского населения [24]. Общая концепция, вдохновлявшая Струве, напоминала схему, реализованную Чан Кайши в 1949 году, после эвакуации его армии на Тайвань. Принципиальное отличие, однако, заключалось в том, что Крым был не островом, но всего лишь полуостровом, уязвимым перед нападением с суши. В сфере внешней политики, полагал Струве, правительству Врангеля следовало сосредоточиться на попытках предотвратить примирение между союзниками и большевиками. Западные державы, налаживающие отношения с Москвой, надо убеждать в том, что диалог с Лениным не принесет им никакой пользы: ни международной стабильности, которая Москву явно не интересовала, ни продовольственных и сырьевых ресурсов, которых отчаянно не хватало самой России. В итоге он высказывал умеренный оптимизм. «Сейчас люди осторожные говорят: “появилась надежда”, — писал он Маклакову, — тогда как они же еще недавно говорили о полной безнадежности» [25].