Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Самое страшное для устойчивости самолета тогда, когда груз находящийся в нем, не закреплен, и может переместиться во время полета, особенно, при взлете или посадке. Это перемещение груза, может сильно повлиять на изменение угла подъема самолета, что в свою очередь, приведет к срыву воздушного потока на крыле, и, как следствие, к резкому снижению подъемной силы. А там и рукой подать до катастрофы.

Представим, что на борту самолета, на котором полетит Уманский, находится груз, который может легко переместиться вдоль фюзеляжа. « Кто-то видел, что в самолет поднимались подозрительные лица и грузили ящики в хвостовую часть». Самое «лучшее» для аварии — слегка закрепленные металлические бочки, например, с горючим или чем-нибудь другим, прикрытые для маскировки брезентом. Что происходит при начале движения самолета: « Пробег как в учебнике пилотирования — на две трети полосы», т. е. все по правилам. Затем, груз начинает перемещаться назад (бочки покатились), в хвост самолета, так как его нос начинает задираться при начале взлета и наличии подъемной силы на крыле. Далее: « Погасли сигнальные огни на крыльях, что происходит при отрыве от земли, пилот убрал шасси». Все! Это наступил критический момент. Шасси убрались под фюзеляж, и неустойчивое равновесие перешагнуло свой критический порог. Бочки собрались в кучу в хвосте и он, вдруг, резко проседает, а угол подъема, в ответ на это, резко возрастает. Происходит, как говорилось выше, срыв с крыла воздушного потока. Подъемная сила, вместе с самолетом, резко падает. Звучит финальный свисток. Полет окончен.

Нам подсовывают официальное заключение министерства обороны страны, которое проводило расследование: « ошибочный расчет в пилотировании. Видимо, пилот решил уменьшить угол подъема для быстроты набора скорости и в темноте потерял ориентацию».

Только что, перед «нашим» самолетом, взлетел предыдущий. Его пилот, на удивление, «в темноте», не «потерял ориентировку».

Но, и «наш» летчик действовал абсолютно правильно, в условиях высокогорья, и начал набор высоты с малым углом подъема, чтобы не сорвать с крыла поток, и так, разряженного воздуха. К самолету, на удивление, претензий нет:

«Накануне самолет испытывали на земле и в воздухе летчиком Кероном — у него большой опыт ночных полетов и полетов вслепую, общий налет 3755 часов, ни одного взыскания» .

О летчике, мы высказали свое мнение, а вот о самолете, пока никакой конкретики. Значит, заключение «липа»? В акте следственной комиссии основной акцент сделан, как сейчас модно говорить, на человеческий фактор. Видимо, чтобы меньше внимания было уделено самому самолету. Понимать их надо так, что если, дескать, шасси убрано, значит, самолет был в полном порядке, коли полетел. А уж, что там с ним произошло в полете, это уже проблема летчика: « потерял ориентацию ». Прозвучало, словно на железнодорожном транспорте все произошло — поехал не по тем рельсам.

Следует обратить внимание, еще вот на что? «Также сбиты и повалены несколько столбов ограды. На земле, внутри аэродромного ограждения найдены следы лопастей винта — метров семьдесят примерно самолет ковырял землю одним винтом, а потом небольшое расстояние — другим… По расстоянию между метками установлено, что мотор работал в полную мощность. Следы продолжились опять в ста шестидесяти метрах за оградой и найдены на протяжении девяноста трех метров — там самолет загорелся и взорвался. Установлено: при падении самолет разорвало пополам в районе грузового отсека. Баки с горючим правого крыла разорвало, бензин вытек, воспламенился, пламя охватило левое крыло, и баки левого крыла взорвались».

Это все надо понимать так, что шасси, все-таки, еще не успели убрать, когда самолет «клюнул» носом и свалился на землю. Не мог же он «проползти на брюхе» такое большое расстояние? Взлетная полоса уже закончилась, и самолет «заковылял» по пустоши, которая всегда сопутствует аэродромам, с немалой скоростью и для автомобиля, — сто сорок четыре километра в час. Рельеф местности, как правило, разительно отличается от взлетной полосы, поэтому самолет мотнуло, сначала в одну сторону, затем, в другую. Отсюда и следы от ударов лопастей о землю. Метраж «земляных работ», впечатляет. Самолет был обречен на гибель, так как топливные баки всегда полны при взлете и малейшая утечка легковоспламеняющегося авиационного бензина, плюс искра от любого удара, приводит к грандиозному пожару, что подтверждается материалами следственной комиссии. К тому же самолет, как правило, разламывается от чрезмерных деформаций фюзеляжа и крыльев, что еще больше способствует распространению пожара от разливающегося бензина.

Есть еще один фактор, который мог привести к катастрофе самолета, это выход из строя одного из элементов крыла — щитка-закрылка. Если посмотреть на профиль крыла, то его подвижная задняя часть, проходящая вдоль крыла, и есть данный элемент. Назначение: изменяя профиль крыла, регулирует подъемную силу. Воздушный поток, обтекая крыло, ввиду различия профилей верхней и нижней плоскости создает на них разницу давлений воздуха. На нижней — больше, а на верхней плоскости крыла, соответственно, меньше. В результате образуется подъемная сила, которая и поднимает самолет в воздух и удерживает его в полете. Если с этим (или этими) щитком-закрылком, что-либо произойдет: жди беды. Предлагаю читателю ознакомиться с эпизодом, описанным в книге Игоря Шелеста «Лечу за мечтой», где присутствует наш «злополучный» элемент:

«…При испытании одного из опытных реактивных истребителей Семена Алексеевича Лавочкина, кажется, это был ЛА-15, у Ивана Евграфовича Федорова (летчик-испытатель. — В.М .) произошел такой феноменальный случай. Федоров планировал на посадку. Вдруг наблюдавшие со старта заметили, как истребитель стал быстро крениться. Больше, больше… „Конец!“ — обожгла всех мысль, когда самолет и вовсе перевернулся на спину…

Но нет. Будто подхваченный горизонтальным смерчем, истребитель вертанул крылом еще резче и вышел в нормальное положение. Под ним оказалась бетонная полоса, и секундами позже он покатился по ней, как ни в чем не бывало. Захотелось протереть глаза: „Было, не было?“ Но, переглянувшись, люди поняли: „Да, было!“. Сперва никто не мог отделаться от мысли, что Женя-Ваня, как называли тогда Ивана Евграфовича товарищи, отчубучил на планировании перед самой посадкой непростительно дерзкий номер — бочку. Но выяснилось совсем иное. Он только нажал на рычаг выпуска закрылков-щитков, как тут же почувствовал: самолет резко устремился в крен. Федоров — отличнейший мастер высшего пилотажа, можно сказать, „воздушный акробат“, не воспрепятствовал машине, уловив сразу же, что это не в его силах, а скорей рефлекторно помог ей без зарывания носа к землезакончить полный оборот. Пока самолет „доворачивался“ к нормальному положению, Иван Евграфович успел догадаться, что во всем виноват щиток-закрылок, и быстро перевел кран в исходное положение. Самолет тут же прекратил вращение. Все это Федоровым было выполнено поразительно точно. И оказалось единственно правильным действием.