Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Немного поясню положение дел на Кольском полуострове. До войны у нас не было общей границы с Норвегией. Наши страны разделяла небольшая полоса финской территории выходившей к Баренцеву морю, чуть западнее полуострова Рыбачий. На этой финской территории, особенно в районе Петсамо, как раз на Мурманском направлении, на данный момент, накапливаются немецкие войска (На норвежской территории, в районе Киркенеса, тоже). С этой территории, также летают и немецкие самолеты с разведывательными целями. Наша сложность заключается в том, что с Финляндией у нас мирный договор, но немцы, находящиеся на ее территории, провоцируют нас на боевые действия, чтобы Финляндия имела повод объявить нам войну. Об этом мы уже вели речь в одной из глав. Положение сложное, но как говорят, безвыходных ситуаций не бывает. Командующий ВВС Новиков со своими товарищами из Северо-Западного направления, как уже знает читатель, показали один из вариантов ее решения. Головко сдерживается, чтобы не допустить дипломатического конфликта, но на своей земле, мы, все же, хозяева.

Снова возвращаемся к 17 июня 1941 года. Дневниковые записи адмирала Головко.

«… 17 июня 1941 года.Около четырнадцати часов ко мне в кабинет вбежал запыхавшийся оперативный дежурный.

— Немецкие самолеты! — не доложил, а закричал он.

Первой мыслью было: гитлеровцы бросили свою авиацию для массированного удара по объектам Кольского залива — Мурманску, Полярному, аэродромам…

— Уточните, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие и тем самым успокаивая взволнованного дежурного.

Придя в себя, он объяснил, что над бухтой и Полярным только что прошел самолет с фашистскими опознавательными знаками, и на такой высоте, что оперативный дежурный, выглянув из окна своего помещения, увидел даже летчика в кабине. По всем данным, самолет был разведчиком. Малая высота понадобилась ему, несомненно, чтобы сфотографировать гавань Полярного. Он успел беспрепятственно пройти над гаванью, затем над Кольским заливом и над аэродромом в Ваенге.

Моментально все стало ясно — начинается война. Иначе на такое нахальство — пройти над главной базой флота — даже гитлеровцы бы не отважились.

Ни одна батарея не сделала по фашистскому воздушному соглядатаю ни единого выстрела. И самолет благополучно ушел восвояси».

Смотрите, как военно-политическое руководство Германии уверенное в успехе предпринимаемого ими дела, нагло вело себя на наших границах. А чего стесняться-то? Все идет по их плану. Оборонительные действия противника будут парализованы «нужными» указаниями из Москвы.

Но ведь, Комитет Обороны при СНК своей Директивой привел войска западных округов и флот в состояние полной боевой готовности. Осталось получить сигнал боевой тревоги из Центра и приступить « к немедленному выполнению поставленных боевых задач». Именно таким действием и характеризуется завершающая фаза полной боевой готовности при начале военных действий. Но до этого, оказалось, очень и очень далеко.

Головко, видимо, поначалу руководствовался данной Директивой, пока не последовало новое указание товарищей из Ставки не поддаваться провокациям на границе, то есть, постепенное свертывание полной боевой готовности и дальнейшая ее отмена. Скоро мы с ним, с указанием, столкнемся.

Но прежде, ознакомимся с воспоминаниями адмирала Амелько Н.Н.«В интересах флота и государства». В них, аналогичные события, то есть, связанные с началом войны, происходят на Балтике.

Николай Николаевич рассказывает, что

« о приближении войны мы уже знали довольно точно. 18 июняя с кораблем и курсантами был в Таллинне.Вечером с преподавателем училища, который руководил практикой, капитаном II-го ранга Хайнацким мы были в ресторане „Конвик“ что на улице Торговая. Вдруг приходит шифровальщик и шепчет мне, что пришла шифрограмма из Москвы, зашифрована моим командирским кодом. Срочно пошел на корабль, достал из сейфа командирский код и расшифровал: „Флотам боевая готовность.Всем кораблям немедленно возвратиться в свои базы по месту постоянной дислокации“. Дал команду срочно готовить корабль к выходу. Механик Дмитриев доложил о готовности. Затем старший помощник командира корабля, в свою очередь, получив доклады от командиров боевых частей и боцмана Ветеркова, кстати, прекрасного специалиста сверхсрочника, старше меня по возрасту, доложил: „Корабль к бою и походу готов“. Снялись с якоря и швартов и пошли в Кронштадт. Явился к командующему В.Ф. Трибуцу. Он говорит:

— У тебя постоянное место дислокации — Ленинград, около училища.

Я доложил, что мне нужно погрузить уголь.

— Хорошо, вставай к угольной стенке, грузи уголь под „завязку“ и бань (чисти) котлы.

И добавил:

— Дело пахнет войной, можешь съездить домой и распорядиться по семейным вопросам».

Обратили внимание, как у Амелько, цензура «откусила» степень боевой готовности, о которых говорил нам Головко. Их же, было всего три. Если 18-го июня Николай Николаевич получил срочную шифрограмму, значит, в ней была указана боевая готовность № 1, то есть полная боевая готовность. Он и явился к командующему Трибуцу, а тот, что-то слишком кисло отдал последующее распоряжение.

Дальше, как всегда. Боевая готовность растворяется, как соль в воде.

И дело не в указанном корабле, мы еще с ним встретимся, когда будет вести разговор о гибельном Таллиннском переходе, а в том, что боевая готовность объявлялась и по Балтийскому флоту, о чем упоминает Амелько, но, в дальнейшем, была сведена к нулю. Фактически, вернулись к повседневной. И такое явление было повсеместным, на всех флотах.

Всё, однако, было в руках командующего флотом. Но как себя повести? С одной стороны — честно выполнить свой долг перед Родиной, а с другой — моя хата с краю, ничего не знаю ?

Но, ведь, можно было и с потаенной радостью на сердце — наконец-то, в лице Гитлера, дождались спасителей Отечества от проклятых большевиков! Всяких людей хватало, облаченных в военные кителя со звездами в петлицах.

Вот и товарищ Трибуц дрогнул. Пошел на поводу недругов Советской власти. Неужели проведение на корабле профилактических работ (чистка котлов), соответствует подготовке « к немедленному выполнению поставленных боевых задач»? А что же тогда означает отправка командира корабля домой — боевая тревога? Не кажется ли все это четко обозначенной схемой дезорганизации командного состава флота? Случись сигнал боевой тревоги, где прикажите искать командиров кораблей, вместе с товарищем Амелько? У тещи на блинах?